— Нет, уехал…
— Я тебя ненавижу, — наконец сказала она.
А через пять минут решила, что теперь можно не печалиться по поводу того, что у меня не будет детей. Зато я не буду забывать расчесываться, умываться и есть, как эти измученные мамы.
Мама открыла рот, потом закрыла снова. Помахала ему рукой, хотя видеть он уже не мог — сбегал по лестнице.
Через сорок шесть минут я внёс Мышку в кабинет. На руках. А ещё через тридцать вынес. На её ноге белела повязка, растяжение. Минимум неделя. До свадьбы девять дней.
Упала и осталась лежать. Честное слово, на какой-то момент у меня даже сердце оборвалось. Некстати подумал — достойное завершение нашего двадцатилетнего знакомства. Мышка попадёт в больницу со сломанной шеей, а я в тюрьму за нанесение тяжких телесных повреждений.
— Станцуем? — хмыкнула Мышка и сдула с лица упавшую прядь волос.
— Идемте? — хлопнула в ладони Вика, и меня опять взяли на руки.
Это было бы эпично. Какая прекрасная, символичная смерть. Которая скрасила бы наши никчемные скучные жизни. Мышка что-то кричала, но перекричать ветер, бьющий в лицо, и мои шальные мысли она не могла. Но нашла более действенный метод — она меня ущипнула. Не в шутку, а по-настоящему, заставив меня вскрикнуть. Вернула, что говорится, с небес на землю. Здание нашей районной больницы уже выплыло из-за поворота. Я въехал во двор и заглушил движок.
Дверь снова открылась, вошёл Руслан, внося пакеты с детскими смесями, памперсами и игрушками. Я сидела, понимая, что сейчас ребёнка, которому я понравилась настолько, что тот уснул в моих руках, сжимая крошечными пальчиками ткань моей футболки, придётся отдать и грустила. Руслан мялся в дверях и не знал, куда себя девать. И вдруг заинтересовался.
И теперь я ехала за его спиной на мотоцикле. И обхватывала его так крепко, что страшно становилось от своей смелости. Ехала домой на своих условиях. И дурела от собственной глупости.
Мышка упала с таким грохотом, словно весила тонну.
Ребёнок за дверью закричал ещё громче. Нет, это просто кричали два ребёнка разом. Мне стало неловко, словно весь день я только и делаю, что лезу в чужую жизнь. В жизнь, в которую меня никто не приглашал, только дурацкое обязательство данное небесам в нелепый момент и держит меня тут сейчас. Подумала, можно прямо сейчас развернуться и уйти, хромая, в закат. Но за дверью прозвучали шаги, заскрежетал в замке ключ и перед нами предстала молодая женщина со стандартной мамской прической — все волосы перехвачены резинкой в небрежный пучок на затылке. На её руках было сразу два младенца. И оба плакали.