— В чем дело? — спросила Алекса, взяв со стола кубок. — Нянечка, подлейте мне немного вина.
Это имя дало ответы на все вопросы.
Улыбаясь в ответ, Костин помог госпоже подняться на ноги, отряхивая шубу.
Зря он это сделал. Мальчик возмужал, и одного прикосновения хватило, чтобы Алекса просто плюхнулась на снег, вскрикнув от боли.
— Дома… — промолвил Костин, как-то странно.
***
— Видела… — подтвердила сестрица холодным тоном. — У меня от его взгляда мурашки по кожи, а имени он не назвал. Спроси отца.
— В чем дело?
— Хирурга ты видела? Как его звали?
— Отец… — мягко настояла Алекса. — Я усыхаю в четырех стенах. Прошу вас, позвольте мне выйти. У меня есть очень важное дело, которое я откладывала все это время.
— Дай подумать… — задумчиво сказала Карла. — Да, была. Отец послал за женой старейшины. За тобой ухаживала Мара, пока не приехал тот ужасный хирург.
— Срам? — вскинула брови Алекса.
Алекса шла медленно, смотря под ноги, не уклоняясь от прочищенной тропы, придерживая руку на правом бедре. Чтобы не замерзнуть, она надела теплую шубу, такую же невзрачную, как выглядит платье. Домашний платок пришлось поменять на шерстяную шаль, но это особо не волновало.
Отец одобрил и нянечка, наконец, наполнила из кувшина кубок маленькой госпожи. Алекса с огромным удовольствием пригубила вино, испытывая легкую истому, которая медленно растеклась по всему телу.
— Это было забавно. Видел бы ты свое лицо. Я думала, ты прямо тут в обморок упадешь.
Сделалось слишком темно и неумолимо душно. Костин тоже вошел, поэтому Алекса не сняла свою шаль. Она стыдилась того, что потеряла свои прекрасные волосы, а если взглянуть на пышную шевелюру деревенского друга, становилось не по себе.
— Ты к своему другу из империи пришла? — нахмурился Костин.
— Нечего прощать, — улыбнулась Алекса, — ты мне помогла. Отец сказал, что со мной случилось?
— Ну, дворяне считают, что человек будет осрамлен, если покажет себя кому-то кроме супруга. Поэтому назвали срам.
— Поцелуйчики? — улыбнулась Алекса.
Костин гордо обернулся, не узнав голос своей подруги.
— Они с отцом… уединились.
Пришли морозы, и Алекса смогла спуститься из спальни на первый этаж. Ей больше не приходилось испытывать унижения из-за своей никчемности. В туалет удавалось сходить самостоятельно, опираясь на трость, подобно какому-нибудь ветерану войны. Она занимала место за столом, стараясь не глядеть в глаза своей семьи. Стыд был невыносимый. Отец и сестрица пережили столько, что эту вину нельзя загладить за всю свою жизнь. Тетушка тоже натерпелась, меняя простыни за племянницей, каждый раз, когда она ходила под себя.