— Чтобы научиться смотреть не только на страдания, надо сначала научиться смотреть на страдания, не отводя глаз. Понимаешь? Надо вывозить, что люди есть люди. Всекаешь ты? Че Соломон говорил?
— Что? — спросила я.
— Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал все для бытия, и все в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле, — ответил Толик.
— А кто такая Арджуна? — спросила я.
— Кто такой. Да мужик один из касты кшатриев. Ему, короче, мочкануть надо было братух своих, ну, такие выходили расклады. Он смотрит на это, и типа епты, ну попадос. И не может. Тут появляется Кришна, и давай ему мозги канифолить, мол, у каждого своя, эта, дхарма. Делай, что должно, и будь, что будет, типа того. Ну, короче, рассказывает ему, как смириться с тем, что все есть такое, какое есть.
Свет фонарей казался мне чуть красноватым, звезды над головой уже разгорелись ярко, взошла большая, круглая Луна, и я подумала — сколько же света. Все вокруг еще и блестело от дождя.
— Интересно, — сказала я. — А мир кажется нам красивым, потому что мы не знаем ничего, кроме мира, или он в самом деле такой красивый?
— Да это без разницы, — сказал Толик. — Один хер, в конце концов.
— А что случилось с Арджуной?
— Он сразился и победил, — не спеша ответил Толик, потом протянул руку и коснулся моих волос, так легко, что я едва это почувствовала, но вся подобралась, наэлектризовалась. — Все будет хорошо.
И я стала думать о том, что увидела сегодня. Страдания, без сомнений. Много разных страданий. Но так ли они были ужасны, как я ожидала?
Жизнь этих людей тоже не лишена была радости и надежд. Она не состояла из одной печали, из одного страха.
Существовало ли вообще абсолютное несчастье, которым, как я воображала, был полон мир?
Невидимые тиски, сжимающие мое сердце, чуточку ослабли. Я увидела мир, увидела ужасные вещи, и я все еще была жива. Я не умерла на месте, не получила по лицу за свой цинизм, меня и стошнило-то всего один раз.
Вот я шла рядом с Толиком по ночному Вишневогорску и думала о тепле его тела, о том, как он коснулся меня, едва ощутимо, и как это отозвалось во мне так сильно.
Жизнь продолжалась, любовь продолжалась, все шло, как прежде.
Я думала, что делают сейчас Фима и Леха, Светка, Вован и Натаха с ее невидимым дедом.
Мое сердце выдержало, более того, я даже не ощущала такого уж сильного ужаса перед чужой болью. Не ощущала, что сегодня воспоминания не дадут мне уснуть. Иногда, когда я закрывала глаза, под веками вспыхивало красными рубцами лицо Вована.