Я и опомниться не успел, как обнаружил в руке стаканчик, налитый на два пальца. Нет, я не растерялся. Даже произнёс короткую речь о том, какая замечательная у Миши родилась дочка, как я за него рад, и как им обоим желаю счастья. Миша аж прослезился с пьяных глаз.
— Спасибо, Толян!
Затем поднёс стопку к губам, делая вид, будто пью.
Наивный.
— Толян, ты чего? — Миша не поверил собственным глазам. — Ты меня уважаешь?..
Объяснил, что уважаю и даже очень — но пить эту пакость не стану.
— Толян, да ты!.. Если не пьёшь — значит, ты меня не уважаешь. Значит, и дочку мою не уважаешь, и семью мою тоже… Да знаешь ли ты, кто ты после этого?..
Не стану рассказывать, что было дальше. Здоровенный парень Миша Мажурков, и ручища у него тяжёлая. Старый доктор в больнице, куда меня доставил вызванный хозяйкой милицейский наряд, долго качал маленькой лысой головой.
— Ну и дурак же ты, парень!
Пришлось объяснить, что я не пью спиртного. Так же, как не употребляю вещества и не нюхаю клей.
— Ну-ну… — посмеивался доктор. — И как же ты дальше жить собираешься, с эдакими принципами?
— Как жил, так и буду, — ответил я.
— Будет он! — продолжал доктор. — Ты, парень, лучше вот что скажи: река с голубого ручейка начинается, а дружба с чего?
— С улыбки? — вспомнил я песенку из детского мультика.
— С поллитры, — рассмеялся доктор. — Запомни хорошенько: с поллитры и ни с чего другого. Посидели, бутылочку раздавили, «за жизнь» поговорили — и друзья навеки…
А ведь ничего я тогда не понял. Жизнь продолжалась, впереди меня ждал диплом и первые, не слишком уверенные самостоятельные шаги. Так что эта история не то, чтобы забылась — просто со временем стало не до неё. По-настоящему я вспомнил о ней только сейчас, без малого через год после того, как встретил Полину.
— Простите!.. Вам плохо?.. Я могу чем-то помощь?..
И почему мне везёт на приключения именно в такую, раннюю осень, когда ещё не чувствуется, что это осень, когда ещё вполне по-летнему тепло? Работа в авиакомпании, пусть и в наземной службе, имеет свою специфику. Взять хотя бы выходные, приходящие не на те дни недели, что у прочих граждан. Вот и тогда — воспользовавшись тем, что в будни не бывает много народу, мне захотелось прогуляться. Съездить на Воробьёвы горы, пройтись по набережной, полазить по узким тропинкам над рекой. Заодно и посмотреть на Москву с той самой точки, с какой на неё, возможно, когда-то смотрел сам Наполеон.
Так я и поступил — погулял, полазил, посмотрел, приплыв туда на кораблике, словно с родителями в детстве. Словом, я провёл тогда замечательный день, и всё, что мне оставалось — сесть на метро и, проехав через полгорода, оказаться в маленькой двухкомнатной квартире, которую вот уже с полгода с гордостью называл своей. Дома меня ждала статья, заказанная и даже частично оплаченная «Палеонтологическим журналом», и чтобы закончить её в срок, следовало поторопиться. Утром — снова на работу. Как любил говаривать мой бывший начальник: «самолёты — не люди, они ждать не могут…».