— Нет, ни одной, — тянусь к нему сама и обнимаю руками шею. — Я ничего не понимаю в этом, вот совершенно… тебе придется рассказать мне о своем деле, а кое-что даже показать.
— Да? Любопытство проснулось?
Рома ведет широкой ладонью по моему бедру, собирая тонкую ткань платья.
— Горный пилот — это безумно сексуально, Рома.
— С допуском на пять тысяч.
— С допуском на пять тысяч, — киваю и накрываю его ладонь пальцами, чувствуя, что еще чуть и мне станет на все плевать и повторится наше бурное знакомство в машине, как уже случилось на первом свидании. — Черт, а вдруг мой номер на последнем этаже?
Я указываю на отель с квадратными окнами и большим черным козырьком.
— Да, высоковато, — Рома усмехается, понимая, к чему я клоню. — Проводить?
— Именно. Я даю тебе допуск на пятый этаж.
Мне снова хорошо и спокойно, я забываю обо всем лишнем и вспоминаю, что у меня только завязываются отношения с прекрасным мужчиной. Я выхожу из машины и ловлю его крепкую ладонь, оглядываюсь по сторонам и глубоко вдыхаю вечерний приятный воздух. Рома берет всё на себя и я сама не замечаю, как оказываюсь в светлом номере, он даже лучше предыдущего и радует лаконичным современным дизайном.
Я сажусь на первый же стул и снимаю с уставших ног туфли. Смотрю на Рому, который тоже снимает ботинки, а следом темный пиджак, и вдруг признаюсь себе, что уже привыкла к его присутствию. Он рядом, и мне хорошо. Я помню, что хотела побыть одной, но он убедил меня самым сладким способом. Зацеловал и заласкал, и я оказалась не в силах отказаться от того, чего не было в моей жизни долгих два года.
— Пойдем в душ вместе, — я поднимаюсь со стула и нащупываю застежку платья.
Рома жадно следит за тем, как я распускаю молнию, а потом перешагиваю через ткань. Он молчит, а я и без его слов вижу, что он снял пиджак, но не стал трогать рубашку.
— Иди ко мне, — протягиваю ему ладонь и произношу его фразу, после которой случилась наша первая близость. — Я покажу тебе дорогу. Но тебе придется снять рубашку.
— Там мало приятного…
— Замолчи. Никогда не говори мне такого.
Я сама подхожу к нему и кладу ладони на его пресс. Рома на рефлексах отступает, когда я слишком напираю, но все же заставляет себя остаться на месте. Я же нахожу сероватые пуговицы и начинаю их расстегивать.
— Зачем оно тебе, малышка?
— Малышка, — повторяю за ним и на мгновение останавливаюсь. — Ты же слышал, что он называет меня “маленькой”. Не надо, Ром, придумай другое обращение.
— Я все-таки напоминаю тебе его?
— Нет.
Я вру.
И возвращаюсь к пуговицам, которые вот-вот пустят меня к его изувеченному телу.