— Ты не готова к такому, — Рома вдруг поднимает ладонь и зажимает мой подбородок, заставляя посмотреть в его потемневшие глаза. — Я пойму, если тебе станет не по себе. Это нормально.
Я отбрасываю полы его рубашки, смотря в его глаза, и на ощупь нахожу ладонью его живот. Вздрагиваю от ощущений, к которым действительно оказываюсь совершенно не готова. Я знаю, что с ним случилось благодаря короткой записи в карточке компании, но я не смогла найти фотографий. Ничего и нигде, как страшная тайна. И теперь я ощущаю ее под подушечками пальцев — глубокие рытвины и жестокие шрамы, которых так много, что они наталкиваются друг на друга. На нем нет живого места.
Я закусываю нижнюю губу, чтобы сдержать выдох, и встряхиваю головой, чтобы Рома уже отпустил мое лицо и позволил опустить на него взгляд. Но он все равно сомневается, и в эту секунду я отчетливо понимаю почему.
— Боишься моей жалости? — я произношу это вслух. — Что увижу твою слабость? Особенно, когда мне так нужна защита от мужа.
Уголки его губ дергаются, Рома то ли хочет усмехнуться, то ли ловит в последний момент нервную улыбку. Но я точно понимаю, что попала в цель. Ему не по себе от одной мысли, что я могу увидеть в нем калеку и разочароваться. Ему легче спрятаться от меня и успеть делами доказать, что может защитить и спасти, а уж потом говорить о своем прошлом.
— Пожалуйста, разожми пальцы. Я не сомневаюсь в тебе, и ты не сомневайся во мне.
Он медлит еще секунду, но потом убирает пальцы с моего подбородка. А я увожу взгляд вниз и веду пальцами по его прессу, чувствуя, как полыхает на кончиках фантомная боль. На это на самом деле тяжело смотреть.
— Я в порядке, — отзывается Рома и я понимаю, что ни черта не умею владеть лицом. — Это всего лишь шрамы.
— Как ты выжил?
— Я люблю жизнь.
Я шумно выдыхаю, услышав столь простой ответ, и начинаю улыбаться сквозь все-таки выступившие слезы.
— Ну вот, — примирительно шепчет Рома. — Я все-таки довел тебя до слез.
Он крепко обнимает меня и пытается удержать, но я упрямо рвусь прочь и ухожу губами по его груди ниже и ниже.
Я целую и зализываю его раны. Наклоняюсь, выводя жаркие круги по каменному прессу и прижимаюсь так тесно и туго к нему, что у меня перехватывает дыхание. Рома кладет ладонь на мою голову и закапывается длинными пальцами в волосах. Он перебирает ими и поглаживает меня.
Перед глазами становится темно и в ту же секунду вспыхивают мерцающие огоньки. Я становлюсь почти что пьяной и уплываю в нашу близость, как в тихую гавань.
— Леся, — шепчет он на выдохе и я понимаю, что запустила чистый ток по его кровотоку. — Сладкая…