Продолжает.
— Коле плохо было. И ему показалось, что теперь, когда его мать умерла, а у отца появился второй сын, о нём вообще все забудут. Оставят одного.
— А отец?
— Отец? — невесёлая улыбка на мертвенно бледных губах, а взгляд такой, что у меня мороз по коже. — Знаешь, если бы я мог выбирать свою судьбу, если бы мне дали шанс на один момент вернуться в прошлое, я бы сделал всё, чтобы отец не смог меня забрать.
— Так было плохо?
— Очень. Отец… он был псих и манипулятор. Иногда мне кажется, что из-за него Колина мать на тот свет раньше времени отправилась. Доконал он её, хоть у меня и нет никаких доказательств, да и не ищу их, не нужно это ворошить сейчас.
На время затихает и снова наполняет бокал виски. На этот раз льёт себе меньше, но сразу выпивает. Закрывает глаза, надавливает пальцами на переносицу, словно ищет потерянный самоконтроль. Сейчас это не тот Крымский, которого я увидела впервые. Все маски сброшены, и передо мной сидит разбитый человек с содранной кожей. Голый и беззащитный.
Сердце сжимается, я ловлю губами воздух в глупой надежде взять хоть немного боли себе.
— Отцу почему-то было по кайфу наблюдать за нашими ссорами, драками. За растущей ненавистью. Я не знаю, что было в его башке, но он говорил, что растит из нас мужиков. А ещё учил лить кровь друг друга. Вот такие у нашего старика были забавы.
Снова ем зефир, хотя совсем не чувствую его вкуса — словно вату жую. Невкусно, но мне просто необходимо хоть чем-то растворить тугой комок, застрявший в горле.
— Я сбежал от него в другой город, как только смог. Не хотел ни минуты лишней с ним оставаться.
— А Коля?
— Коля? Ха! Он остался при старике. Стал полной его копией: такой же хитрый, расчётливый садист. Манипулятор и ловец чужих душ. Ему всегда важно было доказать, что он — единственный сын нашего отца. Он когда-то вбил себе в голову, что с моим появлением в их доме все его беды и начались. Вбил и до самого конца в это верил.
Артур замолкает и закрывает глаза. Больше похожий сейчас на статую чем на живого человека, он совсем далеко в этот момент. Невыносимо далеко.
Ставлю бокал на тумбочку, придвигаюсь ближе к Артуру и обнимаю его за плечи. Глажу по голове, путаясь пальцами в светлых волосах, глажу по спине. Пусть знает, что не один сейчас. Что я рядом. И буду, если не прогонит.
Я оказываюсь на спине, а в моё бедро упирается эрекция. Напротив абсолютно больные глаза, полные каких-то странных и очень мрачных эмоций. Глаза сканируют меня, ищут что-то во мне, проникают в самые потаённые уголки души. Мне не привыкать, я умею бороться со стихией, владеющей Крымским.