— Вновь не будешь плакать? — Тихо спросил он, чуть склонившись к ушку.
— Не буду, повелитель.
— И что же ты тогда будешь делать? — Усмехнувшись, спросил он, но вместо ответа я молча потянулась к узелкам на платье, избавляясь от его ткани, так приятно холодившей вспыхнувшую от волнения кожу, и сбросила его вниз, оставаясь абсолютно обнажённой.
Никакой реакции не последовало. Он все так же стоял за спиной, и медленно осматривал меня, покачиваясь на хвосте из стороны в сторону, как растревоженная змея, которая еще не решила — укусить, задушить или сделать вид, что ей это не интересно.
Горячая подушечка пальца коснулась центра позвоночника, прямо между лопатками и медленно, словно разрезая меня напополам, спустилась вниз, замерев на косточке копчика.
Темнота вокруг становилась для меня густой, словно кисель и казалось, возьми в руки нож, и можно нарезать ее ровными квадратами, складывая пирамидку в углу комнаты. Она была обволакивающей и узкой, заставляя ощущать движение этого прикосновения так остро, словно воздух вокруг стал колючей вьюгой.
— Это такая игра? — Прошипел он. — Забавно, забавно. Мышка сама ныряет в пасть удава.
— Вы правы, повелитель.
Хотелось развернуться и высказать ему в лицо, что он тянет время, что у меня нет никакого желания оставаться с ним хоть одну лишнюю минуту, а он нагло отлынивает от того, чтобы скорее с этим покончить.
— Хочешь, чтобы я тебя съел? — Как мне показалось, вопрос прозвучал даже слишком серьезно, и, помолчав секунду, я все же решилась рассказать о своих истинных желаниях:
— Я хочу, чтобы вы меня взяли, повелитель.
— Мне нет дела до того, что хочеш-ш-шь ты! — Злой шепот резал тишину, и я только прикрыла веки, вспоминая о том, что обещала себе не бояться.
Наперекор злым словам, поясницу накрыла ладонь и мягко, словно боясь причинить боль, двинулась в бок, накрывая собой дрогнувший голый живот. Он был еще ближе. Стоял прямо за спиной, так что я чувствовала жар его вновь обнаженной груди, и ощущала глубокие вдохи, которые лишь изредка напоминали мои.
— Да, повелитель.
Кольца опутывающего хвоста чуть сжались и начали быстро раскручиваться. Только теперь я почувствовала себя поистине голой, ощущая, как мягко скользит падающая ткань по оголенным лодыжкам. Пальцы на животе были обжигающе раскалёнными, позволяя сравнить их с металлом только что вынутым из печи кузни. Ладонь мягко двинулась вверх, прощупывая кожу, поднимаясь по ребрам, и умело сжала небольшую грудь, сдавливая сосок между длинными пальцами, вырывая из горла хриплый стон.
Это не выносимо! Пусть лучше сильно, порывисто, грубо! К этому я была хотя бы готова, а эти чувственные прикосновения только вводили в ступор, с ужасом заставляя гадать, что будет дальше.