В конце концов сон сморил меня.
Я чувствовал, как темя зудит под каской и стекает на брови пот, а глаза слепит бесцветное небо тропиков, потому что на парадных построениях запрещены противосолнечные очки. Все кажется пепельным и обесцвеченным на вытоптанном солдатней пустыре между киношкой "Ланг Санг", цементным памятником Павшим и дощатыми трибунами для короля и дипломатического корпуса.
Мне снилось, как на гимнастерке взводного между лопатками расползается темное пятно. Он тянется по стойке "смирно", и мы, иностранцы, тоже, потому что ротный лаосских гвардейцев не решается в присутствии короля скомандовать "вольно". У гвардейцев кто-то падает в обморок. Беднягу уволакивают, и строй смыкается... Взводный распоряжается сделать столько-то шагов влево - это значит, что потери лаосцев возросли, мы заполняем бреши своими телами... Туземный оркестр начинает вразнобой, но радостно. Марш кладет конец мучениям. Эхо тамтамов, отрикошетив от памятника, уходит за рисовые поля, в сторону низких облачков, уплывающих за Меконг. Мы как раз маршируем в том направлении. На Запад. По иронии судьбы местное поверье утверждает: в сторону, куда навечно уходят мертвые.
Гвардейцы идут первыми, им принадлежит и честь вести перед знаменем тотемного козла. Если у Кики, как звали травоядное, отсутствовало настроение маршировать, его за рога волокли по сухому краснозему адъютанты полковника, и знаменосец глотал поднимаемую копытами пыль. Иностранное наемное войско выпускали второй колонной и, разумеется, без козла. С нами Кики ездил на операции. По сигналу тревоги он мчался к грузовикам радостным галопом, предвкушая вольную пастьбу в колючих кустарниках, пока будет тянуться прочесывание - наша тогдашняя работа. Расставив фиолетовые копыта, Кики, не шелохнувшись, торчал на крыше кабины, какие бы зигзаги не выписывал сидевший за рулем Ласло Шерише, глухой венгр, чей недуг выяснился после расформирования полубригады. Ласло "читал" по губам военный язык и оказался не в состоянии понимать обычный...
Далее наступало отвратительное.
Парад устраивался по случаю дня национальной независимости. Подарочные от его величества полагалось проматывать. На шестисоткубовой "Хонде" с рогастым рулем Шерише въезжает по лестнице на веранду борделя "Белая роза" возле вьентьянского аэропорта Ваттай. Привстав с заднего сиденья на подставках-стременах и пружиня коленями, я впиваюсь пальцами в шелковую рубашку Ласло. Веранда рушится под мотоциклом, и во сне я помню, что её будут ремонтировать завтра вечером, когда мы заявимся снова.