От всей этой роскоши я впадаю в настолько глобальный ступор и смущение, что на ее явно вопросительный взгляд даже ничего не могу сказать. Дар речи пропал начисто, дар передвижения тоже.
— Здравствуйте, чем могу помочь? — она решает наконец перейти на вербальное общение.
— Я, ээээ… — сглатываю и все-таки отвожу глаза от ее груди. — Я к Валевскому.
— Альберту Яновичу? Вы журналистка? Встреча назначена на четыре, вы немного рановато. Подождете часик? Он очень занят.
Ее теплый тон и обаятельнейшая улыбка гипнотизируют. Я даже чуть не киваю и не отправляюсь читать журнальчики.
— Нет, я не журналистка. Он меня ждет.
— А кто вы? — она склоняет голову и снова так улыбается, что хочется рассказать всю свою биографию, начиная с детского сада — ведь такой доброй девушке наверняка очень интересно!
— Э-э-э.
Если я скажу, что Карина, это поможет? Или надо представиться по полной, включая номер ИНН и медстраховки?
Некоторое время она ждет моего ответа, но потом улыбка вянет, а голос становится ледяным:
— Вы уверены, что пришли по адресу? Могу я увидеть ваши документы?
Такой неловкой прелюдии к сексу у меня не было, наверное, никогда.
— Скажите Альберту Яновичу, что пришла Карина. — от злости я снова обретаю дар речи.
— Я скажу, — улыбается она холодной змеиной улыбкой.
Она шагает на своих ходулях к кабинету, из которого моментально появляется Альберт:
— Все в порядке, Кать, это ко мне.
Он кладет на мою спину только кончики пальцев, провожая в кабинет под уничтожающим взглядом Кати, но мне кажется, что мы практически трахаемся на ее глазах.
Захлопнув дверь, Альберт забирает у меня из рук и куртку, и сумку, кидает куда-то в сторону, вслепую попадая на вешалку и обнимает мое лицо руками, целуя долго и жадно.
— Я дико соскучился! — сообщает он. — Прости за Катю, она чересчур бдит.
— В четыре у тебя встреча, мы должны поторопиться, не так ли? — говорю я светским тоном, опускаясь на колени и расстегивая его брюки.
Самое идиотское, что обнимая губами член Альберта, я представляю, как здесь же, на этом месте и в этой позе стоит Катя в своей узкой юбке. И как это здорово выглядит — Альберт в светло-сером строгом костюме, ее темно-малиновые пухлые губы на его члене, его длинные пальцы в ее строгой прическе. Я в своем свитере и джинсах совершенно не смотрюсь в этой роли. Замените актрису.
— Нет, — говорит Альберт. — Иди сюда.
И он поднимает меня, снова целуя, забирается руками под свитер и гладит кончиками пальцев живот. Тянет за собой к огромному стеклянному столу, занимающему центральное место в таком же вылизанном, как коридор, кабинете, разве что в серо-черных тонах. Но здесь цветовую гамму разбивают яркие картины, очень напоминающие рисунки местных художников в Доминикане. Несколько чистых цветов, символические сюжеты, крупные мазки — очень похоже. Может, это они и есть? Только исполнены на два порядка профессиональнее тех поделок, что я видела в лавках для туристов. Неужели он привез их оттуда?