— Одежда дома, — слышу наблюдения Марка, — пальто тоже.
— Я в спальне, ты в гостиной смотришь, — машу рукой в нужном направлении.
Сбрасываю сапоги, снимаю перчатки и иду к спальне, которая мгновенно навевает мне ностальгические воспоминания. Распахиваю дверь и стараюсь гнать из головы прошлое. Включаю свет и охаю, прижимая руку к губам.
— Марк, кажется, ему очень плохо.
44 глава
Ольга
Пока Марк идет, я падаю на колени рядом с кроватью, на которой распластался Уваров и ладошкой пытаюсь определить степень температуры.
— Боже, Сашка, что ты с собой сделал? — обреченно вздыхаю, когда понимаю, что его дела очень плохи.
— Вот градусник, — над ухом слышу голос Марка, который несет к кровати коробку с медикаментами. — На тумбочке у него какие-то лекарства, нужно посмотреть.
— Помоги его перевернуть, — у меня не получается самостоятельно уложить Уварова на спину, чтобы хоть по внешнему виду оценить его состояние.
Мужчина что-то бормочет, но его потуги разобрать не в состоянии. Температура зашкаливает до тридцати девяти и пять. Пытаемся растормошить, чтобы заставить Уварова выпить лекарство. Удача просто сопутствует нам, наш подопечный не возмущается, только жалобно смотрит нам в глаза.
— Оль, ты вернулась, — едва открыв глаза, бормочет мой горе-босс, а рукой пытается прикоснуться к моему лицу.
— Ага, чтобы стать твоим сущим кошмаром даже во сне, — грозно рычу, но скромно, чтобы Черкасов меньше слышал, бегая по кухне и пытаясь приготовить Уварову чай, отыскать мед.
— Ты же мне не снишься? — А голос хриплый, я едва разбираю слова. — Я же умер, да? Ведь только поэтому я теперь могу с тобой беспрепятственно говорить, чувствовать твой аромат.
— Нет, Уваров, ты жив. А я просто пытаюсь тебя привести в чувства, и не хочу, чтобы ты в таком молодом возрасте умер.
— Любишь все-таки?
Гад такой, вроде уже умирать собирался, а теперь под шумок о любви пытается выспросить.
— Надейся, таких, как ты, не за что любить, — возмущенно бормочу, а Уваров хватает меня за руку и тянет на себя, вот вам и больной называется. — Видимо лекарство действует, и тебе становится лучше, если даже в таком состоянии ты не теряешь возможность решить важные для твоей личности вопросы.
— А я не могу без тебя, понимаешь.
— Да знаем, как ты не мог. Нашел себе копию прошлого, надеюсь, когда спал со мной, не представлял ее, не сравнивал.
— Глупая, ты, Хельга, я же тебя люблю, а не прошлое. Ты же даже не дала мне нормально все объяснить.
— А что тут слушать? Узнать о том, как ты тогда страдал, как столько лет не мог отпустить прошлое? А потом случайно тебе на глаза попалась дура, которая даже не подозревала о том, что хотят не ее, а картинку, напоминание. Надеюсь, ты крупно обломался, осознав, что покорной и тихой, как Аля, я, увы, не буду.