— Разве он не пытался узнать у тебя, где я была? — тихо спросила я, опуская глаза: боялась, что сестра увидит разъедающую меня боль.
— Пытался, — кивнула она. — Но мать никому ничего не сказала, даже нашему отцу. Знала, что Себастьян тут же отправится за тобой — наверное, боялась, что он опозорит всю нашу семью.
По щеке прокатилась одинокая слеза, падая на темно-серое строгое платье.
— Она раскрыла тайну твоего нахождения, только когда твой муж умер, — тем временем продолжала Эржебет, тактично игнорируя мои слезы. — Заметила, как мать начала приглядываться к влиятельным холостым мужчина, и догадалась о ее планах. Тогда и решила написать тебе. Я хотела, чтобы у тебя все было хорошо! — Она тоже волновалась, поэтому голос ее срывался. — Ровена, хочу сказать тебе, что согласна с твоим решением поменять имя и уехать куда подальше, потому что мать не дала бы тебе спокойно жить. Я лишь хочу быть уверена, что ты счастлива и нашла свое место в жизни.
Я с трудом подняла глаза на нее и, больше не стесняясь слез (потому что ее щеки тоже блестели от влаги), честно произнесла:
— Я не была счастлива. Я была одинока, боялась, что прошлое меня настигнет, и поэтому бежала даже от самой себя. Никого не подпускала, закрывалась от всех. Так продолжалось большую часть времени. Когда я два года назад приехала в Вандею, то жизнь моя начала постепенно меняться. У меня есть дом, который я купила за собственные деньги и обустроила так, как хотела. У меня есть работа — я люблю Академию Темных Чар, как собственного ребенка. И я нашла человека, с которым хочу провести остаток своей жизни… Точнее, нашла-то давно, но четырнадцать лет не вспоминала о нем.
Эржебет тут же поняла, о ком я говорю. Губы ее сложились в очаровательную сочувственную улыбку.
— Ох, Ровена, — вздохнула она и, обогнув стол, присела на подлокотник, крепко обнимая меня. Я уткнулась лбом куда-то около ключицы и почувствовала такую боль, что хотелось кричать.
И я закричала, только беззвучно, раскрыв рот и плача. Тепло сестры, такие родные руки и поддержка, которую она мне давала беззаветно — мне этого так не хватало. Руки вцепились в ее платье, словно боясь, что она исчезнет. Пытались удержать ее рядом, но Эржебет ведь никуда и не исчезала. Она обнимала меня, прижавшись щекой к макушке.
— Всего один день, Эржи, — простонала я, захлебываясь слезами. — Если бы хотя бы один день мать подождала, то мы бы с Себастьяном были счастливы уже четырнадцать лет!
Эржебет что-то тихо говорила успокаивающим голосом. Я не слышала слов, мне важен был лишь сам звук ее голоса — он стал менее звонким, более вкрадчивым. А когда я успокоилась, то несколько минут сидела, закрыв глаза, и глубоко вдыхала легкий аромат ее духов.