— Да и то правда, ведь в конце концов все эти чудеса не что иное, как проявление нашей собственной воли, когда нам что-нибудь очень понадобится сделать.
— Недурная мысль! — одобрительно проговорил странствующий философ. — Так и должно быть! Очень хорошая мысль, и неплохо к тому же выражена.
— Вот, видите, до чего могут додумываться разные там неучи, — нахмурясь, проворчал Педро Мигель.
Однако он тут же снова заговорил в уважительном тоне — такую симпатию и доверие внушал ему этот добродушный и находчивый старик.
— Вечно вы со своими выдумками, дон Сесилио. Какая-то душа Сеятеля! Подбросьте-ка лучше мне сюда горстку ваших семян, чтобы я тут, на чужой земле, сделал все, что задумал.
— Ты в них не нуждаешься, мой мальчик. Как ты сам хорошо сказал, вся твоя воля и помыслы направлены на доброе дело.
— Какой же я мальчик, — возразил вдруг Педро Мигель, — да мне уж двадцать восемь лет, дон Сесилио!
— Ну-ну! — воскликнул лиценциат. — Как вы, молодежь, любите притворяться стариками! На днях об этом говорила Луисана, а теперь вот ты! А я днем с огнем ищу, кому бы отдать хоть немножко из моих шестидесяти.
Педро Мигель снова нахмурился и встал, но тут же извинился:
— Простите, что я поднялся прежде вас. Но не кажется ли вам, что уже пора возвращаться домой. Скоро совсем стемнеет.
— Да, пошли. По дороге я покажу тебе одно место, в которое я безумно влюблен.
— Какое-нибудь поле, которое засеяла святая душа?
— Нет. Возделанные поля — это дорожные приключения, это мимолетная любовь. А вот то место, та земля — постоянная любовь. Я тебе покажу ее.
Педро Мигель, погруженный в свои мысли, медленно проговорил:
— Сам не знаю, зачем это я сказал о посевах и зачем-то попросил у святой души горстку семян, когда я скоро уйду отсюда.
— Что ты там бормочешь?
— Я говорю, что скоро уже я здесь буду не нужен, дон Сесилио. Я пришел на этот холм попрощаться с чужой землей. Молодая госпожа уже вникла во все дела по управлению асьендой, и коли я еще, как говорится, не унес отсюда ноги, то только потому, что мне еще надо кое-что объяснить ей. По правде говоря, совсем мало.
— Оставь эти глупости! Луисана занимается хозяйством только ради того, чтобы немного развлечься. Бедняжка! К тому же это, верно, я подвинул ее на это дело, наговорив ей черт знает что о наших несчастных женщинах, рабынях мужчин, которые только и живут благодаря своим мужьям и ради них. Причем, чем больше муж любит свою жену, тем больше он ее тиранит. Наши женщины вовсе не приспособлены к жизни, у них нет других забот, кроме тех, которыми их наделяют матушки и священники. Отними у них того, кто их содержит и ради кого они живут: отца, брата, мужа или сына — и сразу услышишь их стенания: боже мой! что мне делать? И тут же они находят себе другого мужчину. Прости, если мои слова задели тебя. Поверь мне, Педро Мигель, будь у меня дочь, я бы еще в раннем детстве поднял бы ей юбчонку и всыпал бы как следует да еще сказал бы: «А ну-ка, позаботься о себе сама. Учись быть настоящим человеком, а не куклой».