На плантациях Ла-Фундасьон, которые не тронули другие отряды федералистов, на землях, которыми он когда-то любовался и гордился, теперь полыхал огонь справедливого возмездия. Этот огонь был призван разорить гордую мантуанскую семью, отомстить за его неудачную любовь, за преданных товарищей, за всю нестерпимую боль, которую причинила ему эта война.
Когда Педро Мигель наконец осознал весь ужас своего положения, он бросился на вражеские штыки, желая найти смерть, но он остался невредим. И вот теперь он совершал свой последний поход.
В глубине души Педро Мигель презирал самого себя за свою никчемную бездумную выходку во время последнего боя, из-за которой провалился прекрасно продуманный план сражения; он негодовал и злился на самого себя за то, что майор Сеспедес, сохраняя невозмутимое спокойствие, вышел сухим из воды, уцелел в этом, казалось, уже проигранном им сражении.
Вот в чем заключалась разница между повстанцем, сторонником интуиции и безрассудных атак, и образованным офицером, воспитанным в строгой военной дисциплине и обладавшим большими познаниями в тактике. Но если это преимущество врага Педро Мигель мог признать со спокойной душой, не уязвляя своего самолюбия, а, напротив, с гнетущей горечью сознавая все свое бессилие, то никак, ни за что на свете он не мог свыкнуться с мыслью о невозмутимом спокойствии и хладнокровии, с каким вел себя этот мантуанец под дождем пуль.
Упрямый повстанец даже не желал вспоминать об этом, но у него не шла из головы навязчивая, неотступно преследующая его фраза. Ее произнес Сесилио, когда раскрыл Педро Мигелю тайну его происхождения: «Ты нападаешь, и нападаешь на самого себя. Все, что есть в тебе благородного, восстает против сил зла, опутавших тебя». Но злость на самого себя не позволяла Педро Мигелю правильно разобраться в своих поступках. Вот почему чувство вдохновения, звучавшее в словах Сесилио, Педро Мигелю представлялось в виде ядовитой насмешки.
Рядом с ним, по обеим сторонам, ехали верхами Хуан Коромото и Эль Мапанаре. Оба молчали: первый был погружен в мрачные мысли, а второй обдумывал очередной коварный план.
Вдали показался Большой дом, и Хуан Коромото, увидев, что Педро Мигель намерен повести туда свой отряд, обернулся к нему и в упор спросил:
— Что ты собираешься делать, Педро Мигель?
— А тебе какое дело! — неприязненно ответил тот.
— Большое, — сказал верный негр, — быть может, это я толкнул тебя на тот путь, о котором ты и не помышлял; но не для таких дел, Педро Мигель.
— И все же именно ты упрекнул меня в том, что я думал о своих делах, когда должен был думать только о вас. Сейчас ты увидишь, как я расправлюсь с ней.