Том лихо перешёл на ты не из — за врождённого хамства, просто вождь первым начал.
— Так местные называют болотного хищника. Ты натравил его на моего разведчика.
— Я натр — р–равил? — поперхнулся от возмущения Том. — Да я же, наоборот, показывал рукой на крадущуюся к нему тварь.
— Тогда почему чванго не съел тебя? — наклонил голову недоверчивый вождь. — Вообще — то, он людей кушает.
— Ну — у–у, мужик, этот вопрос надо было задать той жуткой твари. Очевидно, я оказался не в её вкусе. После обнюхивания моих, извиняюсь, потных носков, болотный паразит брезгливо уполз, даже надкусывать не стал, зараза. Вот уж никогда бы не подумал, что у меня из — за этого будут неприятности.
— Х — м–м, очевидно, чванго когда — то уже ел чёрного человека — ему не понравилось, — нашёл весьма логичное объяснение вождь. — Хорошо, я верю тебе. Ты друг.
Вождь подсел ближе к Скитальцу и, выхватив из — за спины топорик, перерубил стягивающие Тома путы.
— Танг, — церемонно склонив голову, назвался вождь.
— Так — то оно лучше, — облегчённо вздохнул Скиталец и сел. Он согнул ноги, снова их распрямил, подёргал в разные стороны руками, удовлетворённо крякнул: — Ляпота.
За прошедший день Том далеко продвинулся к здоровой норме. Можно было бы двинуть старику по кумполу и рискнуть совершить вечернюю пробежку, но, по — видимому, необходимость в беговых упражнениях уже отпала. Он, пожалуй, немного тут погостит, у симпатичных малышей с топориками.
Некоторое время новые друзья сидели молча, наблюдая за игрой алых лепестков пламени, жадно обгладывающих рубленые остатки дерева. Том решил, что теперь пришло его время задавать вопросы.
— Почему ты назвал меня другом, вождь? Ведь из того, что один человек не натравливает на другого мерзкого чванго, не следует делать поспешных выводов.
— Конечно, чванго не главное. Прости, чужеземец, но жизнь научила меня осторожности.
— Всё — таки, почему? — Том, на будущее, хотел устранить все недоразумения.
— Торопыга, ты всё поймёшь, услышав грустную историю моей жизни. Слушай и не перебивай.
Вождь закрыл глаза и надолго задумался, извлекая из глубин сознания горькие воспоминания о прошлом.
Скиталец больше не торопил. Он лишь ближе подсел к огню, тлеющей головешкой переворошил угли костра, и они таинственно замигали алыми красками светомузыки в печальном полумраке хижины.