Недоросль имперского значения (Луговой) - страница 37

Осторожно повернём голову. Боль попыталась, было, вновь заявить о себе. Но побеждённая сном, и, возможно, целебными примочками, ворча, отступила. На массивном стуле у стены обнаружился Мишка, на шкодливой, а самое главное отмытой рожице которого цвела довольная улыбка.

– Живой-живой! Хорош уже прикидываться! – констатировал он. – Почитай, до вечера провалялся. Хватит. Есть будешь?

– Угу… – промычал я. Желудок на самом деле решил, что неплохо бы и подкрепиться. И это замечательно. Значит, ни так уж сильно я и пострадал.

– Я ща! – Мишка сорвался с места и вихрем выметнулся из комнаты. За дверью прогрохотали его торопливые шаги.

Оставшись в одиночестве, я рискнул сменить положение. Всё же спина немного затекла. Повернувшись на бок, я обнаружил, что боль не торопится возвращаться. Но и уходить окончательно не собирается, выжидательно притаившись где-то над ушами. Так… а если сесть? Опа – живём! Всё же осторожненько, чтобы не навредить пострадавшей голове я поднялся на ноги и проковылял к окну. Лёгкое головокружение при первых шагах попугало меня, но тут же улетучилось. В принципе, состояние было совсем неплохим. Вот только небольшая слабость осталась. А за окном-то знакомый пейзаж! Двор усадьбы Щербачёва. Н-да. Выволочка теперь обеспечена. Если не мне, то Мишке точно.

А вот и он. Лёгок на помине. Притащил столько еды, что мне и за два дня не съесть. Хотя, поставив на стол принесённую снедь, пацан сам запустил руки в корзинку, и, выловив оттуда приличный кусок курицы, впился в него зубами. Мой желудок требовательно заурчал, и я последовал Мишкиному примеру.

Малец, ни на секунду не отрываясь от еды, умудрялся рассказывать о пропущенных мною по уважительной причине событиях. Оказалось, что я умудрился так подранить в живот схватившего меня бандита, что он далеко не ушёл, и был вскоре схвачен. Саму заточку, выпавшую у меня из руки, Мишка торжественно вернул мне, продемонстрировав на деревянной рукояти две насечки, которые он вырезал по числу получивших по заслугам врагов. Остальная шайка умудрилась скрыться, но теперь им всяко острог светит. Если, конечно, в бега не подадутся. Людишки-то оказались из местных. Схваченный подельник уже сдал их с потрохами.

А я оказался героем дня. То есть ночи. Благодарный купец Иван Торубаев, по прозвищу Большой, уже приходил выразить своё почтение "гостю" воеводы. Мне, естественно. Правда, по причине страшной раны, полученной в неравной битве, – эти слова Мишка произнёс, давясь одновременно смехом и краюхой ароматного хлеба, – допущен не был. Посокрушался, что вынужден уехать из города, так и не повидав славного воина, и велел передавать особое почтение и приглашение в любой момент захаживать в гости.