Дверь, по-традиции, не открылась, не знаю, почему меня так не любят двери.
— Отойди-ка, — Лунолика толкнула ее плечом.
Дверь слегка поддалась, из щели выпало несколько писем, и подруга, разбежавшись, толкнула сильнее.
Поток писем выплеснулся в коридор, и мы, как две собаки-ищейки, стали прорываться сквозь бумажный завал, чтобы спасти погребенного на дне Порка.
— Чего их так много? — пыхтя и отплевываясь, воскликнула я. — Меньше же было.
— Побочный эффект, наверное. Скорей, сюда! Я нашла ногу!
— Одну ногу? — я похолодела. Пред внутренним взором предстала кучка расчлененки.
— Да… а, нет, вот еще рука… Ой, она шевелится… Ай, он меня схватил! — Лунолика взвизгнула.
— Тащи! — я попыталась нашарить хоть что-нибудь и откопала вторую ногу.
Нога лягалась, метя мне в глаз, но я оказалась проворней, и вскоре мы с Луноликой вытащили пострадавшего в коридор.
Порк оказался жив, помят и зол. Очень зол. Все-таки жизнь при дворе обогащает — таких выражений, какими он нас одарил, я никогда прежде не слыхала. Лунолика, судя по виду, тоже.
- Что это такое?! — оглядывая выползшую в коридор бумажную кучу, спросил Порк, когда поток ругательств иссяк.
— Письма любовные, от твоих поклонников, — ответила я. — Очень просили передать. Не благодари.
И я, ухватив Лунолику под руку, гордо удалилась. Ждала, что Порк что-нибудь скажет вслед, но он молчал. Выдохся, наверное.
Мы тоже выдохлись — беготня по коридорам после бессонной ночи изрядно утомила. Хотелось спать или чего-нибудь вкусненького. До ужина было далеко, и мы с Луноликой отправились отдохнуть.
Поспать перед ужином не удалось — едва мы вернулись в нашу комнату, как комендантша принесла письмо “от дорогого господина Перемежайтиса”.
Прежде чем открыть, я наложила на него сдерживающее заклинание. Так, на всякий случай.
2
В этот раз письмо принца, предназначенное мне, было особенно кратким:
“Дорогая Ада! Я поразмыслил над Вашей идеей и пришел к выводу, что она и впрямь может сработать. Сердечно благодарю!
Искренне Ваш, П.П.”
Конверт, предназначенный Порку я решила вручить за ужином. Теперь, когда поклонники знали, что я передаю их письма, никто не соберется устраивать мне взбучку в кустах. Вряд ли до них дошло, что все послания уже перекочевали к Порку. Интересно, он будет их читать? Впрочем, это уже не мое дело.
В столовую Порк явился последним. Вид у него был такой, словно он долго махал лопатой или колол дрова, или разгружал что-то тяжелое, периодически роняя оное себе на ногу. На еду набросился с остервенением, забыв про брезгливое ковыряние в тарелке. Даже слопал булку, отобрав ее у соседа.