Я засомневалась, стоит ли подходить, когда он в таком состоянии. Но все-таки подошла, предварительно помаячив издалека и убедившись, что градус озверения при виде меня не слишком повысился.
— Вот, — сказала я, протягивая письмо.
— Опять?! — взвыл Порк. Нет, все-таки поторопилась.
— Не опять, а снова. Но если не хочешь, я могу подойти завтра, — я на всякий случай сделала шаг назад. И еще один. Сделала бы и третий, но уперлась в соседний стол.
— Не надо завтра, — Порк вырвал письмо из моей руки и, увидев надпись, сразу утихомирился. Хотел открыть, но бросил на меня быстрый взгляд и передумал, сунул в карман.
А я поспешила вернуться за столик к Лунолике. От вида замученного Порка мне почему-то стало грустно. Или это от письма исходили грустные вибрации, я толком не поняла. А может это просто усталость?
Решив, что дело в ней, я вернулась в комнату и, наскоро выполнив домашнее задание, завалилась спать.
Сон не шел. Я с завистью посмотрела на Лунолику, которая дрыхла без задних ног. Поворочалась с боку на бок, вздохнула и встала, решив немного прогуляться — до отбоя было достаточно времени, чтобы нагулять здоровый сон.
Выйдя на улицу, вспомнила, что так и не спросила у Река про книгу, и отправилась на конюшню.
Но не дошла.
В вечернем полумраке внутренний двор общежития выглядел совсем не празднично. А сгорбленная фигура, сидящая на лавке под деревом, и вовсе навевала грусть. Нет, каждый имеет право посидеть и погрустить всласть на свежем воздухе, нарушать уединение я не собиралась.
Я почти прошла мимо, когда поняла, что это Порк.
Будь это кто-то другой, сидеть бы ему и дальше, но с этим типом за последнее время я успела сродниться, поэтому бросить его в таком состоянии не смогла.
— Ты чего это? — спросила я, подходя ближе.
Порк бросил на меня недобрый взгляд и отвернулся, не желая разговаривать.
Места на лавке было много, и я тихонько уселась на противоположном конце.
Порк, не обращая на меня внимания, мрачно таращился в пустоту.
— Случилось что-то? — выждав паузу, снова спросила я.
Порк не ответил.
В листве шумел ветер, скрипела на ветке невидимая глазу птица, словно не пела, а пилила под собой сук. Противно так — “кр-рех, кр-рех”.
Мне вспомнилась детская колыбельная, которую нянюшка пела, чтобы прогнать страшные сны:
Птичка-птичка, не кричи,
Птичка-птичка, помолчи.
Утро к нам придет опять,
Будем вместе мы играть.
Утром солнышко взойдет,
В гости радость приведет.
Напечем мы пирожков
И румяных крендельков,
Сладких сдобных корольков,
Марципановых рожков,
Золотистых петушков
И воздушных завитков…