По лицу понимаю, Санников будто обезумел.
Сжатые челюсти, искаженное, будто судорогой лицо.
Жадные руки, мнущие мое тело.
Дергающий, пульсирующий сквозь ткань брюк его вздыбленный огромный член, что буквально размазал все мои складки внизу.
По всему телу, внутри, проходит судорожный спазм, когда Санников трется об меня там, внизу.
Сейчас он внушает мне просто панический ужас.
Кажется, дикарем. Диким животным. Который сейчас, вот с глазами этими дикими, с первобытным рычанием просто наброситься и возьмет меня. Раздавит. Размажет.
Что я могу? Да и вправе ли я сопротивляться?
Я заключила договор. Я должна.
Но…
Это мучительно — знать, что первый раз — так грубо, так резко. Хотя. Разве не сама я виновата?
— Стас… — пытаюсь вывернуться.
Надо, сказать.
Надо сказать, что он у меня первый. Что это впервые.
Хотя — разве его это остановит? Я видела, на что он способен. Санников способен перейти любую грань, для него их просто не существует!
— Стас… — все же пробую достучаться, но в ответ получаю только глухое рычание.
Дергает мои бедра на себя еще сильнее. Впечатывает на максимум.
Глаза закатываются, все тело дергается, когда он снова обрушивается на меня своими губами.
Не целует, — терзает, впиваясь в грудь, жадно сжимая шею, скользя по ней пальцами, оставляя тяжелые отметины своих следов там, где проводит дорожки руками.
— Твою мать, Стас, отпусти! — сама не понимаю, как моя рука взлетает вверх, ударяя по его лицо оглушительно звонкой пощечиной. — Отпусти!
Дергает головой, будто не понимая, что произошло.
Впивается взглядом, нависая прямо над моим лицом.
Вся сжимаюсь, — эти глаза действительно страшные. Но выдыхаю, — пелена безумной похоти проходит. Они начинают становиться осмысленными.
— Отпустить? — рычание в голосе, во всем лице ярость. — Отпустить тебя, София?
Еще выше подбрасывает мои ноги на себя. Еще сильнее впечатывается своим членом между распахнутых ног.
— Отпустить? — рычит с яростью, с похотью безумной, звериной в голосе.
Сжимает мою грудь еще сильнее, сосок просто сдавливает пальцами, и я запрокидываю голову, чувствуя, как по всему телу начинает проноситься безумная волна судорог.
Меня никто так не касался.
Болезненно, но невообразимо остро. Простреливает насквозь, каждая новая судорога по телу заставляет содрогаться, хрипеть, биться в его руках, под взглядом глаз этих бешеных. Будто яд, — и безумно хочется еще больше, еще сильнее. Санников отравляет, наполняет все мое тело ощущениями, которых никогда не представляла, но…
Боже, как же он немыслимо жесток!
— Какого хера я должен отпускать то, что принадлежит мне? — обхватывает, как тисками, мой подбородок, заставляет посмотреть ему в глаза.