– Он был убит, – просто ответил Джио.
– Убит? Кем?! – взволнованно крикнула девушка.
– Тем, о ком нельзя говорить. Тем, кто ждет нас там, в Милагро. Тем, с кем Барту предстоит сразиться. И победить. Или – погибнуть.
Слезы ручьем побежали по щекам Маринеллы, а Отец Джио крепче сжал ее руки и продолжил:
– Он силен, Маринелла. Поэтому пока Барт не готов сражаться. Ведь если Барт проиграет – ничто не спасет Милагро от печальной судьбы. А после – и весь мир. Ведь тогда богиня отвернется от нас, тогда погаснет Солнце. То, за что мы боремся, слишком значительно, девочка! Ставки высоки. И твой жених это знал, он боролся вместе с нами. Но Хосе был молод и самонадеян! Он попытался сражаться с тем, с кем не мог справиться по определению. Мы пытались его остановить, но разве удержишь упрямца! Таким же был его отец… Как сейчас помню графа Педро. Нет, сразиться с Ним по силам только избраннику. Только Барту. В своей гордыне я ослеп, да накажет меня богиня! Думал, я великий наставник и смогу за время путешествия подготовить Барта к сражению. Но теперь понял, что жестоко ошибся. Ему предстоит еще пройти слишком длинный путь, чтобы достигнуть нужного мастерства. И потому теперь мы спешно возвращаемся в монастырь, где он продолжит обучение. Да и тебе больше незачем торопиться в Милагро. Езжай назад, в Венецию. Ты же хотела помочь другим, это благородная цель! А когда Барт будет готов – мы отправимся в Новый свет и возьмем тебя с собой.
Все эти мудрые слова Маринелла слушала, словно во сне, по ее лицу медленно катились слезы. Потом она высвободила руки, поднялась и сказала:
– Только он и был у меня в целом мире…
Она повернулась и пошла к воде, а потом, спотыкаясь, не видя ничего от застилавших рухнувший мир слез, побрела по берегу, не зная, куда и зачем идет. Ведь теперь ей было некуда спешить и некуда идти.
Вечером, когда стемнело, они оставались все у того же костра, теперь рядом с ним сидели Барт и Венсан, прислонившись к широкому стволу низкорослой пальмы. Отец Джио отлучился, а Маринелла, стоя в стороне, сосредоточенно кидала в стоящее поодаль дерево ножи Венсана, один за другим. Ее лицо было сосредоточено, а глаза горели от ярости. Ни один кинжал не пролетел мимо цели.
– Где она этому научилась? – с интересом спросил Барт у своего спутника.
– Ума не приложу! – пожал плечами тот.
Снова повисло долгое молчание, нарушаемое лишь стуком ударяющих в ствол кинжалов, а потом Венсан повернулся к Барту и вдруг с живым интересом спросил:
– А что тебе совсем нельзя смотреть на женщин? – Барт в ответ утвердительно кивнул, – И не хочется? Например, эта! Она же красавица! Неужели не зацепила тебя?