— Чего тебе?
— Да… я… это…
— Зачем пришла?!
Глаза Баша ушли на второй план. Царица в ужасе уставилась на супруга, тогда как сердце у неё колотилось, как у птицы, которая лежит перед кошкой с подбитым крылом. Но она промолчала. Нельзя передать, насколько это страшно выглядело и как страшно стало самой царице. В конце концов, её сердце ухнуло куда-то вниз, когда она подумала о том, что здесь не обошлось без тёмной магии. В глазах начало нестерпимо жечь. Императрица поняла, что плачет. Плачет от ужаса и страха. Вновь посмотрев в глаза мужа, она заметила хищнический блеск, какой бывает у медведя, который заметил того, кто прервал его спячку посреди зимы.
— Уходи!!!
Царица вздрогнула, уловив почти полное сходство его голоса с волчьим рыком, и выбежала с балкона, поспешив запереться в соседней комнате. Убедившись, что дверь плотно закрыта, императрица, дрожа всем телом, сползла по ней на пол. Слёзы она не вытирала — она их просто не замечала, хотя щёки и глаза у неё давно были мокрыми. Царица устремила умоляющий взор на кусок неба, видневшийся из окна и начала шептать молитву. И молилась девушка до тех пор, пока не уснула, улегшись на пол и руками обнимая свой живот, будто защищая будущее дитя от ночных ужасов.
Разбудил её не свет, бивший из окна, а собственный супруг, который настойчиво будил её. Его глаза выражали крайнюю встревоженность. Императрица вздрогнула и резко села, отползая от него, но недалеко. За ней была стена. Принц удивился.
— Маш, ты чего? С тобой всё в порядке, родная?
— Что вчера было? — срывающимся голосом спросила она. — Баш, что с тобой?
— Марусь, я… Я не могу тебе это объяснить… Тем более, от этого не избавиться уже… Маш, ты плачешь?
Царица и правда плакала. Опять. Почти навзрыд, спрятав лицо в ладонях. То ли от облегчения, то ли от ужаса перед новой обозначившейся проблемой. Но как же ей стало хорошо, когда она на мгновение поверила, что всё, что было вчера вечером ей показалось. Всё это был ужасный сон. А всё потому, что Баш просто обнял её. Крепко-крепко. Ласково поцеловал в макушку, начал шептать что-то, от чего на душе стало легче. И Мария стала успокаиваться. Севастьян сказал что-то, от чего она усмехнулась, вызвав весёлую улыбку и у принца.
Но, как бы хорошо ей не стало, царица так и не стала ему говорить о ребёнке. Чёрное сомнение поселилось в её сердце и Мария решила любой ценой понять, что происходит с Башем. Выяснить это и помочь ему. Ибо потерять его она не сможет. Разве что, вместе с собственной жизнью. Но у них (хотя, пока что только у неё) есть стимул для жизни долгой и счастливой. И этот стимул сейчас рос и готовился выйти на свет под сердцем младшей царицы Обена.