Он делает это спокойно, словно не в первый раз.
С крыши на дерево. Ветви прогибаются под ним… но я очень надеюсь, Олин понимает, что делает, видит где ему можно встать, а где уже нельзя. Выдержит….
Перебирается в нужное место.
Сначала ближний кокон, некрупный… там ребенок?
Олин ложится на ветку, обхватив ногами, сначала осторожно дотрагивается, проверяя, потом не спеша раскачивает кокон. Подтягивает к себе, перехватывает поперек одной рукой, другой — достает нож и режет паутину, за которую кокон крепится к ветке. Режется плохо, и я вижу, как держать и держаться самому тяжело. Почти слышу, как Олин рычит сквозь зубы. Но паутина, в конце концов, поддается.
Теперь нужно вернуться…
Балансируя с тяжелым грузом, одно неверное движение и сорвется. И страшно даже не упасть, тут не так уж высоко. Страшно — коснуться нитей. Невыносимо смотреть на это, хочется закрыть глаза. И я почти не смотрю, только чуть-чуть подглядываю из-за плеча Халле, он сам стоит вытянувшись…
По лестнице Олин ползет на четвереньках, тащит за собой.
Снимает с крыши на землю.
Я бегу к нему.
Сейчас хоть один кокон открыть, посмотреть… мне страшно говорить о таком, но — если вообще смысл пытаться спасать этих людей, можно ли еще что-то сделать.
У Олина лоб блестит от пота и мокрые волосы на висках. Не столько даже физически тяжело, хотя и это тоже, сколько огромное напряжение.
Паутина кокона поддается с трудом, я вижу, у всех уже потихоньку сдают нервы.
Я не смотрю. Не могу. Очень боюсь увидеть там… что поздно… мое воображение рисует полуразложившихся мух в паутине… но ведь люди еще живы, я чувствую. Не двигаются, но живы. Мне тяжело смотреть, и живот сводит почти до тошноты.
Я отворачиваюсь, закрыв руками лицо.
Слышу треск паутины, которую режет Олин.
— Мальчик, — говорит он, — лет десять-одиннадцать… Сейчас.
Треск снова. Он вытаскивает, освобождая, кладет рядом.
— Дышит… Дел, посмотрит, ты медик.
Да. Немного отпускает. Я оборачиваюсь.
Мальчик. Светлые кудрявые волосы… в чем-то липком местами, но в целом…
Дышит. Пульс очень слабый, но есть. Руки холодные, чуть синеватые губы. Зрачки… слабая реакция на свет, но все же есть. Он без сознания, но живой. Без явных внешних повреждений. Нет следов магии на нем самом. Яд? Но следов укуса или каких-то повреждений на коже я не вижу тоже.
И я не смогу снять действие яда, не очень понимаю все это, здесь нужен хороший врач. Но могу немного поддержать силы в общем, дыхание и работу сердца. Очень надеюсь, что все будет хорошо.
— Ну что, нормально? — Олин смотрит на меня. — Я тогда иду за следующим.