Всякое можно найти в платяном шкафу зажиточного немолодого мужчины: иногда там висит женское платье, сшитое по стареющей фигуре, иногда - кожаная сбруя, которая скорее подошла бы скаковой лошади. Но вот что ожидаешь увидеть меньше всего, так это труп, неаккуратно спрятанный среди мундиров, сюртуков и камзолов.
Я закусила фалангу пальца, чтобы не закричать. Конечно, я не раз видела трупы, но это было слишком неожиданно. Как скример в хоррор фильме… Вроде видел не один десяток, а всё равно чуть-чуть, да подскочишь. И уж совсем внезапно было то, что труп принадлежал самому мужику, с которым я недавно переспала.
Впрочем, все эти красивые метафоры и образы приходят мне в голову сейчас, когда я пишу эти строки в относительном спокойствии и уюте. Тогда же, в доме Августина Верецкого, барона Пустых Предгорий, мысли мои скакали как блохи на Снежке.
За дверью раздался деликатный шорох, и я заметалась, бросилась к окну, отдёрнула штору и выругалась. Рассветное солнце уже золотило крыши Стразвацких домов. Улица в десятке метров под ногами начала оживать. А значит, моя калечная невидимость не сработает. “Может выкинуть труп в окно?” — подумала я, и тут же одёрнула себя. Потребовалось пара секунд, чтобы обдумать идиотскую мысль, а затем ещё несколько, чтобы распознать в ней признак приближающейся паники.
В дверь деликатно постучались и негромкий голос произнёс:
— Мой господин, уже утро. Вы просили разбудить.
— Минутку, мы приходим в себя! — крикнула я, и тут же с размаху впечатала ладонь себе в лицо. Молодец, Саша! Теперь уж точно есть свидетель твоего преступления! Дура!
Заметавшись по комнате, я начала подбирать предметы гардероба, разбросанные по комнате. Кружевной лифчик и трусики, длинная юбка из прозрачного газа, блузка без рукавов и тёмная жилетка-корсет. Прыгая на одной ноге, я натягивала на другую сапог, мысленно матерясь.
— Милорд, — в голосе служанки прорезалась паника, — ваш… гость уже здесь и он…
— И он недоволен тем, что ты держишь его на пороге, старик! — раздался недовольный мужской голос. Грубый, со странными, незнакомыми мне интонациями. Вроде как у простолюдина, но другими. Что за простолюдин может позволять себе орать под дверью спальни аристократа?
Я наконец застегнула лифчик и продела руки в лямки, накинула блузку и жилет, через голову надела юбку и позволила ей сползти на талию. В этот момент в дверь заколотили уже безо всякого такта.
— Августин, мать твою! Открывай!
Дверь задрожала и я, поняв, что время на раздумье кончилось, сиганула в окно.
***
Несколько часов назад, “Театр Желаний”.