сцена третья, «отвлечённая»
Опасности всегда присущ некий, едва уловимый запах или беззвучно потрескивающее напряжение в воздухе. Εё ты чувствуешь и кожей, и встающими дыбом волосками, и царапающими по затылку и шее мурашками. Много чем чувствуешь и не всегда, бывает, понимаешь источника возникновения данных ощущений. Ну, а если за долгое время, уходящее копящимися веками на сытую, ничем не обременённую жизнь, отвыкаешь от некоторых привычек и условных рефлексов, то и не всегда замечаешь даже намёков на её «симптомы».
Правда, в этот раз всё оказалось с точностью наоборот. Как выяснилось, бывших приобретённых инстинктов не бывает. Они просыпаются в клетках нервной системы моментально, стоит лишь осознанно соприкоснуться с реальным осязанием притаившейся опасности. И тогда, да, чувства обостряются стократно, забытые привычки безупречного воина и матёрого хищника зудят под кожей раздражающим импульсом переменного тока, готовясь в любую секунду вырваться на волю чётко выверенным действием и усилившейся концентрацией физической мощи в стремительном движении, броске, ударе. И при этом нужно сохранять невозмутимый вид расслабленного и якобы ничего не подозревающего гостя. Что, в принципе, всё это время он и делал. Правда, до определённой поры. А еще точнее, пока не вышел через очередную анфиладу верхних залов в центральную мандапу*, соседствующую с одной из палат для частных аудиенций местных глав клана.
Всё бы ничего, ибо в таких помещениях при любом Палатиуме не было ничего зазорного или подозрительно странного. Они представляли из себя традиционный «баптистерий» скорее памятного, нежели действующего значения. Священные обряды в них не проводились уже так давно, что вспомнить, для чего их до сих пор держали и содержали было бы сложно даже для фанатично преданного цессерийца. Ну а так, всё, как и полагалось, центральная «купель» из круглого многоступенчатого резервуара в окружении мраморных колонн с арочными сводами молочно-янтарного цвета и два алтаря: один строго по середине ритуального сосуда — для возложения даров и подношений Великой Праматери, другой — перед самим резервуаром, для ведущего жреца клана или главы отдельного семейства (по крайней мере, так было на Цессере, когда существoвали естественные родовые общины и объединённые семьи из одного фамильного колена).
Может, при других обстоятельствах он и не обратил бы никакого внимания на это внутреннее капище почти забытой богини, если бы… Если бы его взгляд не зацепился за массивную «лампаду», свисающую со сводчатого потолка прямо над жертвенником купели. Её и без того сложнoе строение из смешанных неземных металлов (в буквальном смысле, спектрально цветных) заканчивалось основанием-гнездом, имитирующим огромные «пальцы-когти» истинной ипостаси Мёртвой Праматери. Именно в них, вместо привычного люминесцентного камня, который должен был заменять собой символичный кусок от разрушенной Колыбели и находился грубый, никак не обработанный молочный минерал уникального «кварца».