императивы, т. е. объективные законы свободы, и указывают, что должно происходить, хотя, быть может, никогда и не происходит; этим они отличаются от законов природы, в
которых речь идет лишь о том, что происходит; поэтому законы свободы называются также
практическими законами.
Не определяется ли, однако, сам разум в этих поступках, через которые он предписывает
законы, другими влияниями и не оказывается ли то, что в отношении чувственных
побуждений называется свободой, для более высоких и более отдаленно действующих
причин опять же природой - этот вопрос не касается нас в практической области, где мы
прежде всего ищем у разума лишь правила для поведения, тогда как упомянутый вопрос
чисто спекулятивный и мы можем оставить его в стороне, пока речь идет о нашем
поведении. Итак, мы познаем практическую свободу на опыте как одну из естественных
причин, а именно как причинность разума в определении воли, тогда как
трансцендентальная свобода требует независимости самого этого разума (в отношении его
причинности, начинающей ряд явлений) от всех определяющих причин чувственно
воспринимаемого мира; в этом смысле она, по-видимому, идет вразрез с законом природы, стало быть со всяким возможным опытом, и потому остается проблемой. Однако для разума
в практическом применении эта проблема не существует; следовательно, в каноне чистого
разума мы имеем дело только с двумя вопросами, которые касаются практического
интереса чистого разума и в отношении которых должен быть возможным канон его
применения. Эти вопросы таковы: существует ли Бог? Существует ли загробная жизнь?
Вопрос о трансцендентальной свободе касается только спекулятивного знания и может
быть оставлен нами в стороне, так как он совершенно безразличен для нас, когда речь идет
о практическом, и так как достаточное разъяснение его дано уже в антиномии чистого
разума.
КАНОНА ЧИСТОГО РАЗУМА
РАЗДЕЛ ВТОРОЙ
Об идеале высшего блага как об основании для определения конечной цели чистого
разума
Разум в своем спекулятивном применении вел нас через сферу опыта, и так как в ней
никогда нельзя найти для разума полного удовлетворения, то отсюда он перешел к
спекулятивным идеям, которые, однако, в конечном итоге опять вернули нас к опыту, следовательно, выполнили свое намерение с большой пользой, но совершенно иначе, чем
мы ожидали. Нам остается теперь только сделать еще одну попытку, а именно посмотреть, нет ли чистого разума также и в практической сфере, не ведет ли он здесь к идеям, достигающим высших целей чистого разума, только что перечисленных нами, и, следовательно, не может ли он с точки зрения своего практического интереса доставить нам