— Разберемся… — набирая номер Алисы, обронил Рус, и, несколько секунд вслушиваясь в длинные гудки, в сердцах нажал отбой. — блять, она теперь в игнор ушла. Безмозглая дурочка, думает, что, бегая от меня, решит проблему!
— Что у вас происходит с Лисой? — хмыкнул Денис, еще не зная о последних событиях в жизни друга, и Соколов с раздражением махнул рукой, прошелся по кабинету, сунув руки в карманы джинсов.
— У тебя, случаем, нет знакомого, работающего в лаборатории, где эти гребаные экспертизы ДНК клепают? Хочу быстрее с этим покончить, самому остопиздела неопределенность.
— Знаешь, у меня нет таких друганов, а вот у Ляльки — вполне могут отыскаться. — подумав, отозвался Денис. — я у неё спрошу, она ведь крутится среди светского общества, ну, как оно бывает, у знакомых её знакомых что-то нарисуется, возможно. А если без протокола, дружище… Ты сам-то как считаешь, Алиса — твоя дочь?
Тема эта была для Руслана болезненной. Не последнюю роль тут сыграла, само собой, его близость с девчонкой, и он пока не мог разобраться, жалеет ли об этом. Обсуждать это даже с близким человеком, таким, как Дэн, он не желал.
— Время покажет. — нейтрально ответил, избегая пытливого взгляда собеседника. — давай поговорим о более насущных делах…
АЛИСА
Не выношу больницы. Каждый раз, когда меня вынуждают сюда приходить, испытываю непонятный страх, и на приеме у врача (что бы он не лечил) чувствую себя загнанным в западню зверьком, сижу, не в состоянии адекватно отвечать на обыденные вопросы и всё жду — вот сейчас выяснится, что у меня смертельная болезнь.
Глупо, конечно. По-детски…
— Доченька… — Мара хватает за руку так цепко, что я вздрагиваю, и задерживает у палаты деда. — помни, он уже измотан, у него прогрессирующий рак легких, и не принимай близко к сердцу его слова.
— Не понимаю, он болен раком или слабоумием? — с неприязнью смотрю в её беспокойные бегающие глаза.
Чего она, интересно, так трясется? Ну, захотел старик замолить грех, искупить вину перед брошенной внучкой, с чего бы Маре бояться нашей встречи?
— Ему семьдесят два года. — как-то странно глядит на меня. — в этом возрасте рассудок…
— Хватит. Иногда люди в старческом возрасте намного разумнее, чем молодые! — обрываю, выдернув руку, и иду к двери. — подожди здесь, я хочу поговорить с ним наедине.
Ей явно не очень в кайф отпускать меня туда одну, но следом не увязывается. И на том спасибо. Глубоко вдохнув, переступаю порог, ожидая увидеть немощного, иссушенного хворью, старца с желтой кожей. Но вместо Кащея на больничной койке, застеленной клетчатым пледом, в палате (в шикарно обставленной спальне!) лежит крепкий, жилистый человек, и, сдвинув низко очки, читает книгу.