— Андрей, перестань, я не могу.
— Можешь. Давай, малыш. Давай вместе.
Кричать не было сил. Я почувствовала, как его тоже начало трясти, расслабилась, позволяя удовольствию мягко растекаться по всему телу. Оно было долгим и сладким в отличие от острого и быстрого финиша в постели.
Андрей не отпускал меня, пока я не успокоилась. Лишь когда мои стоны стихли, он присел и ослабил хватку. Мы обессиленные повалились на пол душевой.
*Страстоцве́т, или Пассифло́ра (лат. Passíflōra) — род растений семейства Страстоцветные. Включает более 500 видов. Пассифлоры были среди первых цветов Нового Света, попавших в сады Европы.
АНДРЕЙ
Мари уснула, а я лежал рядом и смотрел на нее. Шесть утра. Есть еще пара часов, чтобы подремать тоже, но сон не шел. Сегодня вечером я уже буду в Питере. Опять все заново Карусель кружит, не останавливаясь, и я на ней самая симпатичная лошадка.
Я впитывал кожей последние минуты рядом с Мари, наслаждался ее близостью и теплом тела, вдыхал запах, запоминая все-все, что произошло с нами за эти несколько дней. Я жалел только об одном, что не могу проснуться с ней в полдень и повторить наш безумный марафон, позавтракать вместе, принять совместный душ, который снова превратится в эротические игрища, валяться потом мокрыми в постели, смеяться и смотреть в ее синие глаза, теряя разум, память и волю.
Но нормальная жизнь закончилась. Да что там… Она и не начиналась. Едва я взял в руки мобильный, увидел очередной завал из сообщений, писем и не отвеченных вызовов. Большая часть была от друзей и родственников в честь нового года. На все придется ответить. Черт, я начинаю проникаться религией, которая отрицает праздники.
Встав с кровати, я собрал свою одежду, снял со стены Никон и прошел в гостиную. Чувствуя себя последней скотиной, сразу направился к столу. Целенаправленно полез в ящик, куда Мари спрятала свой рисунок. Я не ошибся. Он лежал там и теперь пустые клетки были заполнены новыми картинками. Мы целуемся на поле, мы в машине, мы на диване. Я улыбался, рассматривая детали. Футбольный мяч и стаканчик с коктейлем. Мои руки на руле и очки Мари на глазах. Она верхом на мне, на диване, а на столике рядом обкусанные треугольники пиццы.
Я не стал воровать картинку. Там остались еще пустые места, куда очень просились листики клубники и недопитый бокал вина, я целую ее, снимая одновременно на Никон, мы в постели и в душе. И… Мари одна утром. Потому что…
Потому что я не умею прощаться и совсем не знаю, что сказать ей, когда проснется. Спасибо?
Нет.
Было круто?