Отец замечает мой взгляд, хмурится и снова придирчиво оглядывает. Все-таки не находит ничего эдакого, потому что отступает. И когда я начинаю думать, что пронесёт, говорит:
— Я хотел бы, чтобы ты осталась, — ловит мой недоуменный взгляд и добавляет, — хочу познакомить Рому со своей семьей.
Отлично. Я и так из дома вырываюсь чуть ли не по праздникам. А теперь придется сидеть в компании сорокалетних мужиков, вспоминающих о былых временах, когда они еще что-то могли.
К счастью, его слышит мама, выходя из кухни, говорит:
— Пусть Шура сходит, развеется.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Сколько раз просила меня так не называть? Все же улыбаюсь ей с благодарностью.
— А что у вас за компания? — хмурясь, интересуется отец, и я готова проклясть все на свете за то, что не ушла на десять минут раньше.
— Обычная, — буркаю в ответ, проходя в прихожую, надеясь таким образом ускорить свой уход.
— А Роман скоро придет? — спрашивает мама отца. — Видел, на лестничной клетке опять света нет?
— Видел. Черт бы их побрал, — ворчит отец, — за что только я плачу коммунальщикам?
Я планирую убежать под его ворчание, но он снова устремляет на меня свое внимание.
— Надеюсь на твое благоразумие, — говорит мне, уходя в кухню, где хлопочет мама.
Обуваясь, слушаю ее слова:
— Матвей, ну что ты в самом деле, да Шура даже целоваться не умеет, наверное, а ты…
Обида прошибает неприятной горечью во рту. Откуда ей знать? Откуда такое мнение? Или родители априори считают меня маленькой девочкой, которая не способна привлечь мужское внимание? Не умеет целоваться… Может, в этом все дело? Может, я действительно, какая-то неправильная, поэтому у нас с Димой все так получилось? Точнее, не получилось.
Я выбегаю на лестничную клетку, чтобы скрыть непрошенные слезы. Давлю их в себе, сбегая по ступеням. Злость и тупое отчаяние бьет в виски, я стучу невысокими каблуками, и кажется, они громыхают на весь подъезд. Не умею целоваться? Да какое они имеют право выносить мне такие приговоры? Неужели не понимают, что это, как минимум, обидно?!
Мое движение вниз заканчивается резко. В полной темноте я врезаюсь в кого-то. Нос тут же наполняется ароматом мужской туалетной воды, терпкой, но со свежим запахом цитруса. Дразнящий аромат и опасный. Не знаю, почему такие ассоциации приходят в голову. Сильные руки ловят меня в темноте, сжимают талию, и воздух уходит из легких, словно этот человек выпустил его. Сердце начинает громыхать, внутри сжимается пружина. Я чувствую дыхание у своего уха, оно щекочет кожу.
— Разве ты не слышала, что нельзя гулять одной в темноте? Можно повстречать злого и страшного серого волка.