Ждали минут десять. Наконец с другой стороны вышел приземистый мужичок в полосатой робе и в наручных кандалах. Я сразу узнал это осунувшееся пропитое лицо с озлобленным взглядом потухших глаз.
— Что, явились, гаврики? — поздоровался отец, присаживаясь на стул по ту сторону перегородки. Он почесал нос — кандалы зазвенели. — Пришли батю навестить, да? Что, Дениска, а тебя, гляжу, выпустили? Ну молодец, выздоровел. Крепкий оказался — в меня весь.
«Ну не в тебя — это точно», — подумал я.
— Как там у вас, на воле? — оскалился отец. — Птички поют?
— У нас всё хорошо, — сказала сестра. — А ты как?
— А чо я? Нормально. Как сама думаешь? За решёткой сижу, ёкарный бабай! И всё из-за того говнаря. Нахрена он сдох, падла? Ты мне чего-нибудь принесла?
— Принесла, — ответил Маша. — Всё, что просил. Уже отдала.
— Молодец. Не скучаете там по бате-то?
Я хотел сказать, что ни грамма, но ответил другое:
— Есть немного.
— Немного? Ха. Вот тебе и благодарность, воспитывай вас ещё… Ладно, это всё долбаная лирика. Тут такое дело… Короче, нужен адвокат. Нормальный, а не этот осёл вонючий. Эта гнида даже не собирается меня вытаскивать. Говорит: пятьдесят на пятьдесят, что оправдают. Но это — гон. Дело же — верняк. Та падла с ножом напала, я оборонялся. Мне что теперь, сидеть из-за него? Короче, найдите кого-нибудь. Хорошего, чтобы. Ясно?
— Денег на это много потребуется, — сказала Маша.
— И что? Денег на родного отца жалко? У тебя же, Денис, есть сбережения? Или брата моего попросите. Пускай хотя бы почешется. Даже не пришёл навестить, засранец.
— У меня были сбережения, пока ты не пропил больше половины, — сказал я. — А теперь осталось две тысячи.
— Да брось прибедняться-то! Небось, в гараже своём миллионы держишь. Год почти дрался. Думаешь, не знаю, сколько там платят? Пару раз выйдешь на арену — вот и адвокат будет. Или что, родного отца кинуть хочешь?
«Ну во-первых, ни фига ты мне не родной, — подумал я, — а во-вторых, наверное ты уже забыл, как сына обрёк на смерть, не заплатив больничные счета? А теперь выходит, я должен отдавать всё заработанное, чтобы это мурло, которое называлось „отцом“, могло и дальше на диване лежать, ничего не делая, бухать беспросветно и меня же хаять? А не охренели ли вы часом, гражданин?»
Уж не знаю, как бы повёл на моём месте Денис, но я для себя решил, что палец о палец не ударю, чтобы «отец» вышел. А если даже и случится так, что его оправдают, выгоню из квартиры к едрени фени. Пусть, как хочет, так и живёт — взрослый человек. А на своей шее сидеть больше не позволю.