— Лизу к дому не подпускать, — говорю на ходу, пока мы поднимаемся на крыльцо.
Хоть вряд ли Кирилл сам об этом не позаботился.
В доме абсолютная мертвая тишина. Слышно, как на втором этаже в маленькой сквозной комнате тикают старинные часы, и маятник лениво качается в правильном ритме. Оглядываюсь на Мишу, и он молча кивает в сторону лестницы.
Кирилла я нахожу в нашей спальне. И это само по себе странно, потому что мне всегда казалось, что это единственное место в доме, где ему всегда было неуютно.
Мой Принц сидит на полу, откинувшись спиной на кровать, положив голову поверх покрывала, словно на плахе. Он даже не шевелиться, когда я захожу внутрь и тихонько зову его по имени. Просто смотрит в одну точку на идеально белом потолке. И даже не моргает. Я зову громче, но он все равно никак не реагирует, и когда присаживаюсь рядом на корточки, чтобы взять его за руку, сглатывает, словно растение, впервые подавшее признаки жизни за последнюю тысячу лет. Он какой-то серый, похожий на покойника. Ладонь холодная, но жесткая. Я бы не разжала пальцы даже тисками.
— Кирилл, посмотри на меня.
Он никак не реагирует. Не знаю, слышит ли меня вообще. Пробую обхватить его голову руками, повернуть к себе, чтобы вынудить посмотреть мне в глаза, но он только кривится, как будто испытывает приступ боли.
Я знаю это.
Кириллу тяжело смотреть в лица, потому что он видит их как-то иначе. Потому что его голова устроена так, что ему тяжело смотреть в глаза. Это так же больно, как здоровому человеку наблюдать за сваркой с расстояния вытянутой руки. Но мы как-то обошли эту особенность. Мы что-то придумали.
Поддавшись импульсу, я прижимаюсь лбом к его лбу, продолжая удерживать лицо в одном положении. И просто подстраиваюсь под его рваное дыхание. Внешне он спокоен, но дышит так, словно в беспощадном ритме пробежал многокилометровый марафон.
Я прочитала где-то, что иногда это может работать с людьми, у которых его диагноз.
И у нас получилось, потому что даже сейчас, когда состояние Кирилла хуже некуда, он постепенно возвращается ко мне.
— Катя? — Он облизывает сухие губы. — Ты зачем тут?
— Чтобы быть рядом, — первое, что приходит мне в голову.
— Я же выгнал тебя. — Кирилл нервно смеется, а потом резко, как будто от судороги, дергается, обхватывает меня руками и сдавливает, причиняя боль.
Он не нарочно. Он не понимает, что происходит, и я до последнего сдерживаю желание вырваться.
— Это правда ты? — Кирилл отстраняется, пару раз моргает до тех пор, пока у него не получается сосредоточиться на мне. — Почему не у отца?