— Ваше превосходительство желает ещё чего-либо? — вежливо уточнил Леккео.
— Да, принесите мне горячий чёрный чай.
«Интересно, успеет ли чай остыть, пока ты тащишься, или тебе хватит совести принести именно требуемое?».
— Хорошо.
Леккео удалился, а она вошла в зал, где уже шло заседание. В очередной раз на её опоздание никто словно бы и не обратил внимание. Дзэпар лишь взглядом пригласил присесть, и на этом, как и всегда, остановился. Никаких возмущений от него вновь не последовало… И повторение одного и того же события ей было сегодня сложно принять настолько, что она всё же произнесла:
— Прошу прощение, Ваше высокопревосходительство. Ваш секретарь задержал меня экскурсией по замку.
Он даже не поглядел на неё, продолжая обсуждение, как будто никаких слов и не прозвучало. Ахриссу от этого покоробило, но требовать поступков от него она не могла. А потому двинулась к своему креслу.
Ничего не изменилось от её замечания.
…Ничего, кроме того, что на неё посмотрел Ал’Берит.
При этом взгляд его показался Ахриссе даже сочувствующим, хотя они никогда не были настолько близки, чтобы это было именно так. Виконт часто выражал свою симпатию, но не более того. Ей тоже мало хотелось переступать определённую черту во взаимоотношениях с ним.
— Ваш чай, — едва она присела, поставил перед ней чашку Леккео. — Может, ещё чего‑нибудь?
«Сгинь в свете!» — громом прозвучало пожелание в голове Ахриссы.
— Этого достаточно. Вы мне абсолютно не требуетесь.
* * *
— Да будет ваш великолепный путь освещён звёздами и незабве…
Договорить у Кварзиотто не получилось, потому что Ал’Берит уже стремительно прошёл мимо него и уверенно двинулся дальше. За время своего пути наместник пристально смотрел то в одну, то в другую сторону, как если бы выискивал нечто определённое, и у главного смотрителя молниеносно возникли неприятные мысли о некоем наушничестве.
— Имя? — требовательно произнёс высокопоставленный демон, останавливаясь возле одного из сотрудников.
— Чиотто, Ваше превосходительство.
— Кратко охарактеризуйте мне его, — небрежно повернул голову к Кварзиотто наместник.
Главный смотритель облизал языком губы и ответил:
— Сей способный демон, о мой сиятельный повелитель, чьё имя никогда не растворится в мирах, привычен держаться существенного и втаптывать в пыль ничтожное. Он опирается на законы и совершает только полезные деяния.
Ал’Берит снова продолжил своё шествие, покуда не замер у другого рабочего.
— Имя?
— Джерди, В-ваше превосход-дительство, — привычно стал заикаться тот.
— Кратко охарактеризуйте его.
Сказать по правде, выглядел этот паукообразный рефаим нелепо. И дело было не в том, что природа не одарила его достойным телом. Как раз-таки наоборот! Просто сам по себе Джерди был замкнутым, молчаливым, скованным, а потому всегда несуразно ёжился. Служба же его непостижимым образом началась ещё при предшественнике Кварзиотто, и из-за этого, как сумел гибрид пройти строгий отбор, нынешний главный смотритель не знал. Ему было только доподлинно известно, что с момента своего назначения Джерди ни разу не покинул территорию Питомника в силу своего старательного ухода от любого общества. Он был вечным отшельником. А если и был вынужден говорить не сам с собой, а с кем-то, то всенепременно начинал заикаться. Помимо этого, у него имелось крайне несовершенное мышление при совершенной памяти. Мозг Джерди работал избирательно. К примеру, он досконально помнил каждый сантиметр территории, но никак не уразумел как применить к этому воспоминанию служебную схему с верными названиями. У демонов обычно происходило наоборот. Однако такая «ущербность» мало влияла на результаты его деятельности. Лишь иногда вносила определённую долю неудобств, ибо свою работу этот рефаим всегда исполнял лучше прочих. Неизменно качественно. И при этом с его именем не связывали ни халатность в соблюдении инструкций, ни служебные интриги, ни даже примитивные насмешки. За уйму веков, проведённых в Питомнике, рефаим снискал репутацию «золотого» работника, на котором не следовало сосредотачиваться. Джерди даже чем-то напоминал Кварзиотто людей без душ. Такой же молчаливый и безынициативный, он сливался с обстановкой и вызывал в нём умиление.