Снимаю окуляры и аккуратно протираю подолом платья, чуть виднеющегося из-под пальто. Плохо делаю, но в данной ситуации… другого нет выхода.
Опять надеваю:
— Точно, треснуло, — констатирую очевидное. — Завтра в оптику Зингермана схожу, может получится быстро поменять.
— Конечно, моя хороша, — помогает с пакетами дед. — Только не затягивай. Самуил Аркадьевич закрывается.
— Насовсем? — неприятная новость, и это ещё больше удручает. Все наши знакомые, все кто окружал с детства, чуть ли не в одночасье собираются уехать из района. Дед не позволяет лезть в такие «мужские» дела, а я хоть и наивная, но не дура, да и слышу многое. Улица стала пустовать больше обычного. Я бываю в людных местах, а слухи… они летают везде.
На наш район… Он даже не в центре города. Тихая окраина, но довольно старый район. В общем, на него положил глаз какой-то бандит. Не сам — подставными компаниями и фирмами скупает площади и земли. Тех, кто был на аренде, уже известили о сроках выселения, а такие, как мы — хозяева, не раз получали разные предложения о продаже.
Опять же, остаётся лишь догадываться о масштабе захвата, и о том, как переживает дед и что ему стоит выдерживать прессинг и не ломаться, но я вижу — мрачнеет, переживает, и чаще обычного пьёт сердечные лекарства. А ему нельзя волноваться — он ещё в том году чуть не умер от очередного инфаркта… Следующего может не пережить. А я… люблю деда. Он единственный, кто у меня есть. Единственный и самый лучший.
И даже не страх остаться одной заставляет всячески помогать и оберегать родственника, а то, что мир лишится одного из самых хороших и порядочных людей. Это без прикрас.
Умный, образованный интеллигент, старое воспитание, мужской стержень и удивительная сила воли. Ни разу не слышала от него грубого слова или ругательства, он даже голос не повышает. Разногласия решает словами, аргументами, доводами и рассуждениями. Позволяет ошибаться и самой устранять промахи. Направляет, воодушевляет, заставляет думать и учиться.
Обожаю его!
— А где Матвей и Давид? — дедуля применяет хитрый ход, сменяя тему разговора.
— Вот и я о том же! — ворчливо поднимаюсь с пола. — Что за друзья, мешаются, когда нужна тишина и покой, и днём с огнём их не сыщешь, когда нужны?
— Эх, молодёжь… — улыбается дед: прихрамывая, ступает за прилавок. — Всё у вас наперекосяк.
— Молодость, — фыркаю, следуя за ним.