— Зачем вы сняли кресло? — удивилась она, отступая от машины, чтобы дать Иннокентию пройти.
— Это машина сестры, а моя вон, — он махнул рукой в сторону чёрного внедорожника. — Видишь, как один урод перегородил единственную дорожку без ямы. Этот урод — я. Пошли?
Она на миг задержалась. Иннокентий сжал губы: оценивает стоимость тачки. Сейчас снова придётся отвоёвывать нейтральную полосу. Он зашагал вперед. Настя совсем отстала. Подошла, когда он уже пристегнул детское кресло.
— Садись вперед. Чего стоишь?
Хотелось затолкать ее в машину силой, а то сейчас выдаст еще, что спешит. Мамина дочка! Но заталкивать не пришлось. Оказалось, что достаточно просто открыть самому переднюю дверь. А когда он сел за руль, Настя уже даже пристегнулась.
— Может, вам помочь выехать? Здесь так узко… — вдруг засуетилась пассажирка.
— Здесь везде камеры и датчики. Почти самоходка, а не тачка.
Он завёл машину, но не тронулся с места.
— Жалко, сейчас не темно. Я б тебе фонари показал через панорамную крышу. Красиво аж жуть. Может, еще покажу… — бросил он уже тихо, краем глаза заметив, как Настя при этих его словах придвинулась плотнее к двери.
Что у трезвого на уме… Кажется, стакан воды на него подействовал не лучшим образом. Или близость хвостатой мышки. Надо держать язык за зубами, а руки на руле, хотя правая так и тянется к белым нитям, заштриховавшим голую коленку. Он бы сейчас сам с удовольствием откликнулся на кресле. Только смотрел бы не в небо, а на звезды в ее глазах или на два шарика с розовыми острыми фитильками, вместо фонарей. Да почему же ему так хочется эту Настю? Что в ней такого, чего нет в Монике?
Иннокентий радовался наличию у человека бокового зрения и навыку водителя постоянно им пользоваться. Он разглядывал Настю почти тайком от неё. И понимал, что в тойотовском джипе разговор бы склеился намного легче. Сейчас они уже, кажется, целых пять минут молчат. За это время Настя пару раз бросала на него короткие взгляды — в основном на руки. Или на подсветку приборной панели и экрана. Музыка играла тихо, и он не хотел увеличивать громкость, надеясь, что кто-нибудь из них решится заговорить первым.
— Красивая машина…
А он думал, она заговорит о музыке.
— Угу, — хмыкнул он. — Чтобы человек отвалил за кусок железа сто тысяч баксов, он, конечно, обязан быть красивым.
Она тоже хмыкнула, но очень натужно:
— Значит, человек может себе это позволить.
Зря он ляпнул про деньги. Точно подчеркнул их разницу и ее финансовую нужду.
— Но лучше эти деньги потратить на более нужную вещь.