К сожалению, создание сыворотки требовало времени, могло пойти не так, как я предполагал, а у Элдри уже начался не только жар. Бубоны на теле не оставляли сомнений в том, что она больна чумой.
— Вчера мы сожгли аж восемь колдунов, — гордо произнёс стоящий прямо за моим плечом молящийся Рикард. Из-за него я был вынужден рисовать набросок, а не заниматься действительно интересующим меня делом. — Этот город полон богохульной мерзости!
— Вместе с теми, что вы до этого сжигали, будет уже шестьдесят девять человек. В Амейрисе столько магов разве что в столице наберётся.
— Всех их добрые люди застали за колдовством.
— Да? Помнится, четыре дня назад одна из женщин громко опровергала свою вину. Клялась в верности Энкайме. Говорила, что всего‑то хотела благословить воду в колодце.
— Но все испившие той воды заболели. Она занялась колдовством, принимая за глас богини нечто омерзительное. И раз оно проникло в неё, то в ней было много греха.
— Теперь я вижу суть вашей логики.
Рикард сделал шесть шагов назад, чтобы ему стало удобнее видеть моё творение. Это было необходимо, так как холст для картины был огромен. Чтобы дотянуться до верхнего левого угла (я привык рисовать точно также, как и писать — слева направо) мне пришлось встать на высокий табурет. Правда, пока жрец здесь торчал, я уже спустился с него и готовился с минуты на минуту начать работать вприсядку.
— Это будет красивое полотно.
— Когда моя рука завершит его, то это будет не просто красивое полотно. Это будет совершенное полотно.
— Это будет красивое полотно, — повторил Рикард, как если бы не расслышал моей существенной поправки. Но произнесённое им дальше звучало тоже так ничего… до завершающей реплики. — Ты определённо талантлив. Это хорошо. Талантливые люди всегда любимчики высших сил. Осталось только понять, кому ты служишь: богине или же искусившему тебя злу?
— Могу вас заверить, что покамест я сам по себе.
— Надолго ли?
А мне-то откуда было знать? Предвидение, как и целительство, не относилось к моим сильным сторонам.
К счастью, Рикарду не нужен был ответ. Он ещё пару минут постоял за моей спиной и наконец-то ушёл. Я тут же отложил кисть и освободил с краю захламлённого стола местечко для топорно сделанной лабораторной посуды, самодельных приборов и глиняных трубочек, которыми я рассчитывал их соединить. Затем собрал конструкцию, запустил процесс и, выйдя из комнаты, сел на корточки под дверью. Там я принялся выстругивать из дерева очередную фигурку.
— Что это с вами, Морьяр? — обеспокоился проходящий мимо Стефан, и я впервые осознал, что хромой горбун обладал не только добрым сердцем, но и красивыми, правильными чертами лица. Его робость и неприятие собственных физических недостатков невероятно коверкали восприятие, мешая окружающим видеть его достоинства.