. Поэтому для Кожева не было ничего невозможного в сочетании идеи мировой истории, идущей по пути борьбы и труда к царству Гражданина в «универсальном и гомогенном государстве», и поддержкой цезаристской диктатуры на данном историческом этапе. Но не всякая диктатура того заслуживает: восстанавливающая архаичную власть «господ» нацистская диктатура не соответствует ходу истории, а потому сопротивление ей было для Кожева чем-то само собой разумеющимся.
В критике основополагающих для III Республики идей Кожев весьма последователен: для него демократическая республика вовсе не была священной ценностью. Это – царство буржуа, т. е. «раба без господина»; состоящий из адвокатов и партийных бонз парламент есть место игры самой презираемой им части буржуазии, а именно интеллектуалов. Отношение к ним было у Кожева не только ироничным. Комментируя Гегеля, он писал, что Интеллектуала интересует не суть дела (Sache selbst), но он сам в своей обособленной партикулярности, «успех» его произведений, «ранг» среди ему подобных, местечко в общественном мнении, которое он называет «славой». Жертвовать собой ради Истины, Добра и Красоты он явно не собирается. «Идеальная вселенная, которую он противопоставляет миру, есть лишь фикция. То, что Интеллектуал предлагает другим, не имеет действительной ценности, он их обманывает. А эти другие, восхищаясь произведением и автором либо осуждая его, в свою очередь его обманывают, поскольку не принимают его «всерьез». Они обманывают и самих себя, поскольку верят в значимость своих занятий (интеллектуальной «элиты»). «Республика письмен» представляет собой мир обворованных воров»[13]. Нынешние интеллектуалы являются законными наследниками античных софистов. В общественной жизни Интеллектуал способствует либо худшей разновидности тирании (когда ему силой удается навязать свои измышления), либо анархии (когда нет никаких общезначимых законов и каждый волен нести свой собственный вздор). Интеллектуал – это буржуа, только буржуа бедный и желающий стать богатым. Когда он объявляет себя «революционером», то это ведет от скептицизма к нигилизму, проявляющемуся прежде всего в историческом беспамятстве, в отрицании всего прошлого. «Общество, которое прислушивается к радикально «нон-конформистскому» Интеллектуалу, которое развлекается (словесным!) отрицанием чего бы то ни было просто потому, что речь идет о чем-то фактически данном, неизбежно угасает в бездеятельной анархии и исчезает»[14]. Сторонников «перманентной революции» Кожев также зачислял в нигилисты – революция должна сохранять все ценное, что было в прошлом, она не только порывает с ним, но продолжает традицию. Характерны его крайне резкие высказывания незадолго до смерти по поводу «мая 68-го года»: подобного рода праздники безделья отпрысков буржуа и интеллектуалов он просто назвал «свинством» (в разговоре с Р. Ароном). Чуть раньше, отвечая в Берлине на вопрос «что делать?» со стороны немецких ультралевых, он посоветовал им подучиться (почитать Платона и Аристотеля).