Тяжело вздохнув, Валерия сама отстранилась. Платье так и валялось на полу, там, где она его оставила. Хорошо, хоть плащ есть прикрыть измятую ткань. С одеждой она справилась под пристальным взглядом лэрда. И как будто не оделась, а разделась — Бьерн следил за каждым движением. Волосы — с ними было сложнее. Разлохматились и торчали во все стороны. Сколько раз рука тянулась к ножницам — обкорнать хотя бы половину, но нельзя — позор и бесчестье для знатной дамы. Единственное, ради чего женщины стриглись — это монашество или траур. Воспоминания о свекрови дернули, как больной зуб. Неприятная женщина. Хорошо, что ее не будет на празднике. Лэрди заигралась в благочестие и решила скорбеть о муже до победы, то есть смерти.
— Жду Вас к обеду, лэрди. Прием пищи состоится в королевском дворце, — мужчина сел на кровати. Живое искушение: тени резкими мазками подчеркивали переплетения мышц и узоры темных вен. И его руки… Валерия с трудом отвела глаза. Ее фетиш обрёл имя и форму.
— Как скажете, лэрд, — присела в лёгком книксене.
— Бьёрн.
Вот он, тот самый подарок — личная просьба звать его по имени, без титулов и фамилии. Еще одна ниточка, которая поможет удержаться рядом. Едва заметное чувство неудовольствия вплелось в охватившую ее радость. Ну да, она по-прежнему не хотела в монастырь. Но думать, что все происходящее преследует только эту цель, стало как-то… неприятно.
— Бьёрн, — повторила за ним, и мужчина кивнул, отпуская ее готовиться к предстоящей встрече с монархом.
В свою комнату Валерия кралась почти на цыпочках. Нет, она не нарушала правил приличия — дело мужа оставлять жену на ночь или нет, но понимание в глазах слуг смущало. Бьерн вчера не ограничился одним разом, а она пыталась быть не слишком громкой, но иногда, кажется, забывалась…
— Госпожа, — бледная и уставшая Дорис встретила ее у самых дверей, — Вы вернулись…
Служанка ждала ее, как преданная собака ждет хозяина, и наверняка не спала всю ночь, пока Валерия наслаждалась каждой секундой рядом с Бьерном, позабыв о мире вне крепких объятий. Никогда еще Валерия не чувствовала себя настолько неблагодарной тварью. Сама обняла свою Дорис, утыкаясь в плечо и втягивая запах травяного мыла и воска.
— Конечно вернулась. А как иначе?
Служанка тяжело вздохнула. Та-а-ак…
— Дорис, — посмотрела на сникшую женщину, — что с тобой?
Неловко махнув головой, та отвернулась, ненароком вытаскивая из рукава платок. Только промокнула не губы, а глаза.
— Дорис…
— Нравится он вам, — пробормотала Дорис, глотая слова, — я не верила, глупости, думаю, а тут… Глазки Ваши так сияют, ну прямо… прямо, как в детстве, когда я для ваших куколок платья новые шила, помните?