Как не ждали выстрел, но бухнуло неожиданно. И совсем не там, где ждали. Скорректировали направление и рванули уже всерьез, ожидая второго, да и третьего выстрела. Странно, но больше никто не стрелял.
Рывок на пределе отнял последние силы, и к месту предполагаемого выстрела подходили, уже не таясь, презрев даже минимальную осторожность. В голове Кузнеца кольнула мысль: «А что, если…» Но была тут же отогнана сбившимся дыханием и скачущим сердцем. В который раз уже будь, что будет, самосохранение, не до тебя сейчас.
Поляну, где все произошло, нашли быстро. Вышли, дыша как загнанные лошади, и на дрожащих ногах молча сели рядом с роботами, дедом, собакой и медведем.
Помолчали, каждый по-своему приходя в себя. Сил не было даже закурить, да и куда, легкие готовы были наружу выпрыгнуть, не все готовы в такой момент.
– Ну что сидим? – встрепенулся казавшийся двужильным неугомонный дед, – За руки, за ноги, ну за что там у него есть. Надеюсь, пол перед смертью не успел поменять? Понесли. Пока еще кого не прислали. Медведь, ты первый, дорогу-то помнишь?
И опять, в предрассветном мареве закачались и полезли в глаза ветки, посыпалась на разгоряченное тело труха, захлюпала под резиновыми сапогами жижа. Вот и поохотились… Ну чего я поперся? Зачем в деревню… Какая кузня… Что не сиделось…
* * *
– Прямо в глаз, чтобы шкурку не попортить, – показушно-буднично делился своими впечатлениями после удачной охоты дед, – В таком деле главное – приманка.
– Сам ты приманка, – обиделся ставший еще более эмоциональным Медведь.
– Ну как было дело, расскажи? – народ требовал подробностей, поговорить во время обратного выматывающего марш-броска времени не было.
– Да как обычно, – как дед ни старался скрыть радость, его буквально распирало от гордости, – он только граблями своими к Офелии потянулся, а я его уже выцелил, тресь! Даже не хрюкнул. Только тупой медведь как будто очнулся, стоит глазами хлопает да головой вертит. Хотел ему заряд дроби для бодрости всадить, да нету.
Селяне, со смесью страха и любопытства разглядывали невиданного зверя. Хотя внешне чистильщик от ремонтника заметно не отличался.
Добыча еще не остыла, а уже принялись делить. Намерения деда, утянуть себе все по праву точного выстрела, столкнулись с жестким непониманием. Дескать, всем миром снаряжали, не по-людски все себе забирать. Особо надрывались Баклушины, почувствовавшие не только цветные, но и драгоценные металлы.
Дискуссию прервал Гамлет, внезапно открутивший нечто напоминающее голову от поверженного противника, и со словами, – На, дед, на стену повесишь. Остальное изымается на запчасти, – отдал ее Михаилу.