Создается впечатление, что Юнг, по крайней мере подспудно, осознавал, что этой болезнью имеет смысл переболеть. Если бы мы располагали точными сведениями о том, что он был знаком с фактом «творческой болезни» у Фрейда, можно было бы с известной уверенностью заявлять, что огромные успехи, достигнутые во многом вследствие этого заболевания, побудили его повторить столь многообещающий эксперимент. Однако Элленбергер утверждает, что Юнг вряд ли имел представление о «творческой болезни» Фрейда. Но неужели, кроме Фрейда, больше не у кого было «поучиться»? Да и стоит ли считать случай Фрейда наиболее ярким примером подобного заболевания? Разумеется, нет.
Сам же Элленбергер явно дает понять, что у Юнга постоянно был перед глазами куда более выразительный пример — творческое безумие глубоко почитавшегося им Фридриха Ницше. «Юнг был в курсе, что Ницше имел подобный опыт. Его книга о Заратустре представляла собой самое настоящее извержение архетипического материала, но, ввиду своей слабой сцепки с реальностью, Ницше, живший в одиночестве и удалившись от дел, был сражен» [80, р. 671]. Элленбергер также говорит, что именно опыт Ницше показал Юнгу, сколь опасным является подобное путешествие в бездну. Не говорит он лишь о том, что опыт Ницше мог показать Юнгу, какой славой чревато такое мероприятие, и тем самым подтолкнуть к идее о возможности вкусить прелесть этой славы самолично — если, конечно, спускаясь в подземелье, предварительно обвязаться страховочным канатом, скажем, в виде жены с большим приданым, в виде фешенебельного дома и клиентов из высших слоев общества. Руководствовался Юнг подобными соображениями или все же его устремления были не столь циничны, мы вряд ли узнаем, но для себя — просто так, на всякий случай — отметим: при наличии таких стартовых условий «творческая болезнь» действительно куда менее опасна.
Факты — то единственное, чем мы располагаем, — говорят следующее: опасность тотальной диссоциации психики (казус Ницше!) была Юнгом успешно преодолена. В начале 1919 г. он приостановил проведение своего «эксперимента» и вновь вышел из тени, вооруженный, как и положено шаману, новым необычным учением и полный сил истово отстаивать его до конца своих дней. За его спиной к этому моменту уже стояла пока весьма небольшая, но крайне сплоченная и (что, на мой взгляд, самое важное) необычайно сильная в финансовом плане группа последователей, беззаветно преданных своему духовному лидеру[18]. Переболеть такой «болезнью», вероятно, хотелось бы многим.