Мужчина взял ключ со стойки, повернулся к девушке, и они направились к лифту. Когда они скрылись из вида, к Марте подошел муж.
— Ты ее паспорт проверила?
— Конечно. Ей 18. Все в порядке.
Франц ухмыльнулся:
— Мне кажется, завтра мы будем отстирывать кровь с простыней.
— Францль! — с упреком воскликнула Марта. — Как тебе не стыдно? Они любят друг друга, это же очевидно.
— А я об этом и толкую, — хладнокровно ответил муж, глядя в гроссбух. — Какой они номер взяли?
— Триста второй.
— Погоди-ка… Тут плата за полулюкс! Триста второй — это люкс!
— Отель все равно почти пустой, сезон пока не начался. Считай это моим капризом, — спокойно ответила Марта.
— Я тебя не узнаю, Мэртхен.
— Мне так захотелось. Они мне понравились.
Франц вдруг заулыбался и приобнял жену за пухлые плечи:
— Вспомнила молодость, старушка?
Марта улыбнулась в ответ, чмокнула мужа в подбородок и проворковала:
— Ах ты, старый дуралей.
В маленьком лифте с ажурными решетками они поднялись на верхний этаж. Двери раскрылись, и Отто первый шагнул в просторный, залитый солнечным светом холл. Рене последовала за ним и зачарованно огляделась по сторонам. Очень красивый отель. Крыша была наполовину стеклянная, крутой наклон ската и тонкая стальная арматура защищала кровлю от снега. В углу холла находилась светлая дубовая дверь с медной табличкой «302», и Отто направился к этой двери, не говоря ни слова, только взглянув на Рене. И она, как под гипнозом, последовала за ним, стуча по паркету тяжеленными горнолыжными ботинками.
Он поднял ключ к замочной скважине… и неожиданно его рука замерла в воздухе. Он повернулся к Рене — она стояла так близко, он мог прикоснуться к ней. Бог знает, как ему трудно сдерживаться, когда он уже так близко… Но умолкший было разум выбрал именно этот момент, чтобы нанести неожиданный сокрушительный удар. Он открыл рот, чтобы сказать «Извини, мы возвращаемся в Санкт-Моритц». Но этого он сказать не смог — мужское естество не собиралось терять победу. Она зачарованно смотрела в его глаза — они потемнели, будто бы от боли, и цветом напоминали коньяк. Он тихо спросил:
— Ты уверена? Если мы войдем — я буду с тобой. Мы еще можем остановиться. Если не уверена — мы возвращаемся в Санкт-Моритц. Это твой выбор.
Она вдруг отвлеченно подумала, что это самая длинная фраза, с которой он к ней обратился. И третья или четвертая вообще. Они совсем не разговаривали, пока ехали. С другой стороны, Падишах разговаривал, просто не умолкал, и говорил, что любит, и что поженятся, и много всего такого, но ни слова правды. А этот молчит — так хотя бы не врет. А сейчас честно сказал, что будет. Предложил выбор. Ее разум подал голос — немедленно скажи, что хочешь вернуться в Санкт-Моритц! Сейчас же! Но сердце возразило. Он поставил ее перед выбором — если они войдут, будет счастье, пусть даже только сегодня. Если уедут — уже никогда и ничего не будет. Она приняла решение, вздернула подбородок и ответила со смешком: