В.Б.: 1933 г., да.
Ж.Н.: Что он стал нацистом?
В.Б.: Юнг? Ну не нацистом в буквальном смысле слова
Как пытается доказать Биттер, Юнга в первую очередь интересовала духовная ревитализация германских народов. "Он размышлял о возрождении — о возрождении в хорошем смысле", — сказал Биттер[501]. Многие другие, подобно Биттеру, считали, что фатальным недостатком Юнга была его склонность все "психологизировать", не учитывая при этом тех политических изменений, которые происходили в реальной Германии. После того, как в течении почти что двадцати лет немецкие средства информации практически не замечали его существования, в 1933, 1934 и 1935 годах Юнг внезапно обрел совершенно беспрецедентную популярность к северу от швейцарской границы. Немецкие ученые с невиданной прежде настойчивостью искали его расположения. Он проводил семинары в Берлине и читал лекции в других немецких городах. Согласно Иоланде Якоби, являвшейся в тридцатые годы одной из его ближайших последовательниц, "его представление [о нацистском движении] состояло в том, что подобный хаос рождает нечто положительное или ценное. Таким образом, можно сказать, что германское движение он рассматривал в качестве хаотического состояния, предшествующего рождению нового мира. Относительно его ответа на ее письмо, в котором она выразила свои сомнения насчет опасностей нацизма, Якоби сказала: "Он ответил мне: 'Раскройте свои глаза. Вы не можете отвергнуть зло, ибо оно является носителем света'. Люцифер — это носитель света. Поймите, таково было его убеждение. Это свидетельствует о том, что он не видел и не понимал внешнего мира. Для него [нацистское движение] было внутренним событием, которое следовало воспринимать в качестве предварительного психологического условия для возрождения"[502].
Весной 1936 г. появилось знаменитое эссе Юнга о Вотане[503]. Как он не раз утверждал впоследствии, именно в нем он впервые выразил сомнение по поводу перегибов, допускаемых немцами. Однако, в то же самое время, он подтвердил свою уверенность в том, что Германия одержима Вотаном — подлинным богом немцев, и проблема лишь в том, что слишком многие из них этого не осознают. Он сказал, что их неведение о произошедшем в двадцатом веке возрождении этого языческого бога и было причиной их "одержимости". Как только немцы смогут осознать своего бога, они сразу же смогут найти свой путь к подлинному духовному возрождению. Юнг снова просто психологизировал политическую проблему.
По поводу антисемитизма и у самой Якоби нет однозначной точки зрения. С одной стороны, она защищает Юнга от подобных обвинений, ссылаясь на свою длительную дружбу с ним и на невинность его народнических (Volkish) идей о различиях между цивилизованными евреями и варварами-немцами. "Вы же знаете, что ваши предки были врачами, священниками и учеными уже шесть тысяч лет назад, тогда как мои предки еще тысячу лет назад бегали нагишом (лишь слегка прикрытые звериными шкурами) по германским лесам", — сказал он ей. С другой стороны, Якоби признавала, что иногда он высказывал достаточно грубые взгляды. "Но как-то раз он сказал ... 'Вы ведь знаете, что я никогда не хотел бы иметь детей от лица, имеющего еврейскую кровь'"