Зверь губы в ухмылке кривит. Выражение его лица меняется немного. Кажется, я не прогадала. Всё верно сказала, пусть он и не признается в этом.
— И чё дальше? Тупик.
— Нет. Когда я сама… Без твоего принуждения это сделаю, тогда… можно будет тебя по имени называть?
Он ко мне придвигается штормом яростным. В тело своё вбивает. В грудь зарыться заставляет лицом.
— Когда ты сама сделаешь… что? — шепчет в волосы. — Договаривай. Учись языком работать. И в глаза мне смотри.
Цепко подбородок хватает. В капкан жёсткий.
— Говори, — приказывает.
— Когда я сама… твой… член… в рот… возьму…
— И?
— И отсосу тебе… — едва выдыхаю, чувствуя, как губы горят.
Нутро печёт. Всё. Бёдра судорогой сводит. Низ живота бунтует от одной только мысли, как я сама потянусь к его ширинке. Без понукания. Без принуждения. Подразню языком набухший конец ствола напряжённого. Головку с плотью обрезанной смочу и всосу. По сантиметру вберу. А потом — дальше. Глубже. Сама. Яйца его громадные поддерживая. Вперёд и назад. Поглощая. Так, как он любит. До самого основания. Смогу ли?
Сердце грохочет, как сумасшедшее. Без остановки. Вердикта его жду.
— Сделаешь на пятёрку — зачтётся. Без базара.
Отступает и дыхание переводит. Словно тоже о нём забыл на некоторое время. А теперь вспомнить пытается, как дышать.
— А теперь шмотки тебе выбрать надо нормальные. Чтобы не дерьмо ширпотребное. Вперёд…
Не дерьмо ширпотребное.
Мне до сих пор немного боязно вещей дотрагиваться. Дорогие. От количества нулей рябит в глазах. Но Зверь на цену не смотрит. Он одевает меня. Чтобы потом раздеть. Разодрать. Я это в его глазах вижу. Он приказ отдал и чёткие границы. Мусульманской одежды в этом бутике не нашлось. Но тело и по-другому спрятать можно. Зверь чёткие границы обозначил: платья, длиной в пол, юбки-макси, блузы без глубокого декольте. Платок обязательно.
Всё так и сделали. Одели. Запаковали. В футляр заковали. Только футляр получается соблазнительным — длина максимальная, но покрой такой, что даже простор изгибы тела подчёркивает и дымкой тайны волнует. Предвкушение разгорается в тёмных глазах Зверя. Он вроде меня уже голой видел. Но сейчас смотрит и будто впервые обнажить собирается.
— Покрутись, — требует.
Потом языком цокает и к себе подзывает. Я пару шагов делаю. Сейчас на мне юбка цвета марсалы, и нежно-голубая блуза. Ряд пуговок мелких, почти под самое горло застёгнутых.
Однако Зверь их быстро распускает, грудь в кружеве обнажая, и ухмыляется, обведя пальцем высокие контуры.
— Сиськи твои в этом разрезе ещё аппетитнее. Трындец тебе, Малая, сегодня будет. Хочу, чтобы вот так вечером меня ждала. Развратная училка, млять.