Принимаю его глубже и откровеннее. Душой. Распахнутой настежь…
— Кончай, млять. Кончай…
— Да! — кричу и захлёбываюсь криком. По лицу струятся слёзы. Облегчения. Радости. Экстаза.
Его горячее семя ударяет на скорости. Щедро орошает. Всё, до последней капли, в меня выплёскивает. Держит и не даёт остраниться.
Покусывает мои плечи. Двигает членом, даже кончив.
— Моя… Теперь вся. Слышишь? — хрипит на ухо. — Только я тебя иметь буду. Усеки это. Убью каждого, кто притронется. Похуй кого. Убью… Ты — моя до гроба.
Выдоила яйца досуха, маленькая моя. Стояк сошёл, но в башке до сих пор долбёжка сочная звучит. Не выдержал. Сорвался. Присвоил последний бастион, млять. Узкий тоннель её задницы идеально тесный для моего ствола. За такие дырки зачётные нужно наказывать по закону. Это же соблазн. Греховное искушение. Уже хочется прижать её к стене, распластав, и так, стоя, нанизать на кол. Чтобы сама чётко ягодой двигала вперёд и назад. Я бы её сиськи роскошные одной рукой мял, а второй звезду текущую наглаживал. Трогал бы всюду.
Моя собственность.
Моя вещь. Моя женщина. Хочется на ней клеймо во весь рост поставить. И коконом накрыть непроницаемым, чтобы никто, никогда и никак.
Моя только. За посягательство любого убить без промедления хочется.
Я и так скрыл. Ото всех посторонних глаз. В доме охраны натыкано, как в бункере президента. Даже больше. Шагу в сторону ступить не получится без надзора.
Только надзор этот, блять, весь с яйцами и с херами. Стопудово у них стояк на мою Малую. По-другому быть не может. Чё, млять, всех охранников евнухами сделать, чтобы нечему было стоять на мою женщину?
Малая к себе манит, как ловушка. Не выделывается. Одежду закрытую носит. А всё равно её хочется. Как ни одну другую. Кажется, эта хрень феромонами зовётся. Они у неё чисто блядские, манящие. Как сирена.
От одного запаха только слюни хочется пустить, глаза закрыть. Однако хер сам к ней приведёт. Стопудово.
Мысли и эмоции — на разрыв аорты. Сердечная мышца едва с напором справляется.
Ревную ко всем. Вынужденная разлука. Я Малую реже всех остальных видел. Ото всех закрыл, но ещё больше закрыть хочется. Куда уж больше…
Я её сейчас вижу сытой и довольной. Глазки снова блестят изумрудной зеленью. Переливаются и слепят. Ранят. Прямиком под дых её взгляд ударяет.
Тяну её к себе, накрывая дурманящие губы. Жрать. Сосать. Кусать. Ещё и ещё. Собой на куски рвать. Снова собирать, любоваться и драть. Замкнутый круг на неё. Клином всё сошлось.
Однако чуть раньше она совсем другой. Бледной. Напряжённой. Со взглядом потухшим. Но всё равно сильным. Даже под пылью обид.