— Что за макака?
— Макадамия — сорт ореха. Я видела в магазине, но, честно говоря, ни разу не пробовала.
— А зачем орех во флакон положили?
— Это эссенция, выжимка. Ну, для красоты, — Маша провела ладонью по щеке.
— Ты тоже этим пользуешься?
— Нет, — Маша покраснела. — Не надо говорить обо мне, ладно?
— Ладно. Так что дальше?
— Ни-че-го, — Маша снова вздохнула.
— Вот так просто оставишь всё это? Из-за Кости?
Сердце Маши сделало кульбит и сжалось где-то в районе желудка.
— Куда ты дела флакон? — спросил Люська.
— Выбросила в мусор. Всё, хватит об этом! — Маша повернулась к Люське. — Ты закончил?
— Нет, ещё чуть-чуть, — от стараний у Люськи даже лоб взмок. — Замри и не двигайся. Я сейчас стирательную резинку принесу. От того, что ты всё время крутишь головой, у меня не получается.
— Кручу головой? Ты хотел сказать, меняю ракурс?
— Ракурс — шмакурс, — негромко проговорил Люська и встал. — Не двигайся.
— Ладно…
Он ушёл в дом, а Маша осталась стоять, вздыхая от мыслей, лезущих в её голову. Когда она говорила Косте, что готова для него на всё — имела ли она в виду нечто подобное? Могла ли она представить, что, по сути, должна будет преступить закон, промолчав о своих подозрениях? А если бы это касалось её семьи?
Маша часто заморгала, прогоняя непрошенные слёзы. Она быстро провела по ресницам ладонью, прежде чем Люська заметил это, выходя из дома.
— Тебе не надо волноваться, Маша, — он подошёл ближе, но остановился в шаге от неё.
Маша почувствовала, как начала гореть щека от его взгляда. Если бы он знал, как мало утешают его слова. И как сейчас ей не хватает Кости…
— На, смотри! — Люсьен протянул ей лист, а сам отошёл в сторону. Пнул пару раз столбик скамейки, отчего поверхность стала крошиться прогнившей трухой.
Маша смотрела на свой портрет и молчала.
— Что, плохо? — Люська сунул руки в карманы.
Заблеяла коза, и от неожиданности Маша чуть скомкала уголок листа. Она нервно посмотрела в сторону соседского дома. Люська дотронулся до её локтя:
— Пойдём внутрь, если хочешь.
Ей совсем не хотелось делать этого, но Маша всё же юркнула за дверь, чтобы не разговаривать с Розой. Глупо и по-детски, словно вывешенное бельё не кричало о том, что она находится здесь. В коридоре Маша остановилась, и Люська наткнулся на неё сзади. Она сжалась, опустив рисунок, но Люська обошёл её, нарочито громко топая ногами:
— Сказал ведь — не трону. Что ты, ей-богу… — произнёс сердито. — Так что?
— Это очень хорошо, — робко начала Маша и расправила листок. — Правда. У тебя твёрдая рука…
Люсьен усмехнулся.
— Утешать не надо, обойдусь.