Обернись моим счастьем (Тур) - страница 96

Герцог Арктур был взрослым, зрелым мужчиной. И пусть его коснулась какая-то неизведанная проказа, блокирующая оборот — он был оборотнем! И он понимал, что желание обернуться на глазах у… В общем, у оборотней подобные эмоции появляются, когда…

Нет! Этого не может быть! Алекс Марлоу — этот щенок — он же… Да в конце концов, он же мужчина! Допустим, способность к обороту он утратил, но он же не…

— Тук-тук-тук…

— Ррррррррррррррр…. Я ррррррррррр…же … СКАЗАЛ — Я ЗАНЯТ!

— Простите, ваше сиятельство, — прошелестело за дверью.

На этот раз слуги отстали надолго. Обычно одного рычания хватало на неделю. Рычать он все еще может — и то хорошо…

Занавески едва шевелились — наверное, ветер за окном. Сгущались сумерки, начинался дождь. Погода портилась. Может быть — будет гроза?

Это была последняя осознанная мысль, потому что после нее он уснул. Уснул, в кресле, не раздеваясь.


Теплый, мягкий песок, который он не чувствует, потому что обут. Он в Льярре. Но он не может обернуться! Какой…позор. Еще ни разу ни один лев со времен Великих предков не являлся в страну песков в человеческом обличье. Но что он может поделать? Он утратил способность к обороту. Так же, как его величество и Ари. Сестра… Удивительно. Эти двое любили друг друга, и их обоих постигла эта участь. Что — если это не случайно?

Солнце садится за горизонтом — алый диск, сочащийся кровью. Кровь капает вниз, на волосы той, что стоит в черном траурном платье. Кто это? Это — она! Сестра Марлоу! Близнец. Точная, но не живая копия. На этот раз на женщине нет шляпки. Волосы треплет ветер. Короткие, с красными прядями…

Женщина скидывает плащ и остается в платье с открытыми плечами — песок блестит на них причудливым узором, а из-под плаща — рой ярко-синих…бабочек?

Арктур нахмурился. Синие насекомые облепили женскую фигуру с ног до головы. Песок залетел в нос, он не выдержал — чихнул, вспугнув синее облако — и вот уже перед ним артефактор.

— Пойдем! — кричит мальчишка.

— Куда? — он не понимает, что происходит, он не собирается никуда идти, еще не хватало льву в самой Льярре слушаться какого-то…

— Пойдем со мной! Пойдем…

Голос тает. На фоне заходящего солнца теперь горы. Далекие, прекрасные горы. Были ли когда-нибудь горы в Льярре? Он не помнит. Он так давно здесь не был…

Две синие назойливые мухи мельтешат у самого носа. Он отмахнулся от них — раз, второй.

— Ррррррррррррррррр!

— Он нас не слышит? — что-то пищит у самого уха — тонко, противно.

Голова… Голова начинает болеть, жжет глаза, ноет сердце. Какая-то… Какая-то мысль не дает ему покоя! Не дает покоя, не дает…