Когда-то объятая огнем душа превратилась в пепел и осела грязным серым осадком в теле молодого риора, уничтожив вместе с собой и боль потери, и сожаления о несбывшемся. Тайрад наполнил опустевший сосуд новым смыслом и новыми желаниями. Он приблизил и возвысил высокородного изгнанника, оценив то, за что должен был бы гневаться. Райверн мог возражать лиору, и делал это, наплевав на разницу в положении и свой долг перед Тайрадом за спасение. Наверное, ему было просто нечего терять. Это ли привлекло внимание лиора к мрачноватому смелому парню, или же у Эли-Харта были свои соображения, но они… подружились, если, конечно, можно было назвать это дружбой. Скорей покровительством, но бывшие враги мирно сосуществовали рядом вот уже восемь лет.
Дин-Кейр получил от господина замок, земли и новое имя, Тайрад сжал в пальцах новый клинок, мастерски отточенный воспитанием в Эли-Борге.
Да, наверное, это и было настоящим предательством Райверна — он служил настоящему убийце отца Альвии, только ведь деваться-то было некуда. Все остальные лиоры выдали бы беглеца лиори Эли-Борг, если бы обнаружили на своих землях, а Эли-Харт нет. Он не выдал беглеца, когда Перворожденная потребовала этого впервые, не выдал и после.
Догадывался ли Тайрад, что Райверна пригнали к нему мысли о мести? Понимал ли, что приютил своего возможного убийцу? Может быть… Да, Дин-Кейр добрался до замка Эли-Харта и просился к нему на службу не ради спасения жизни, тогда еще нет. Риор мечтал принести голову истинного убийцы лиора своей госпоже, обелить имя своего рода и вымолить у нее прощения… А потом пришло известие о клятве, произнесенной дочерью над гробом отца, и Райверн понял, что прощения уже не будет. Клятва, данная мертвецу, была нерушима.
Пока тело еще находится на земле, а душа уже умчалась к Богам, любое слово, произнесенное рядом с покойником, сразу будет услышано Создателями, потому возле мертвецов не клялись, и старались больше молчать, чтобы бестелесный гонец не отнес высшим силам чужие помыслы. А Альвия поклялась, она дала обет, который теперь невозможно было ни отменить, ни забыть, ни оставить не исполненным.
После этого мысли о мести покинули Дин-Кейра. Единственное, что ему оставалось сделать — это самому наложить на себя руки, потому что дважды убийце Перворожденного места на земле уже не будет. Но Райву умирать уже отчаянно не хотелось. Избежав смерти, вновь смотреть ей в лицо он не спешил. И тогда риор перестал мечтать и строить планы, он смерился с новой жизнью и начал давить в себе воспоминания и прежние мечты, выжигал боль, с яростным отчаянием окунувшись с головой в привычки и уклад двора Тайрада Эли-Харта, славившегося разудалым весельем и легкостью нравов, каких не было в Эли-Борге. Строгость и почитание господина, к которым Райверн был приучен, сменилась пьяным разгулом и остротами, порой балансировавших на грани между смехом лиора и удавкой его палача. А вместо трепета влюбленной души появилась похоть, которую он удовлетворял со знатными лейрами и безродными служанками.