- Нина и Франя удержали, а то бы я ее с крыльца спустила.
Про Казика мама сообщила: уехал куда-то в глубинку, будто бы учителем работает. Кому-то мед их по вкусу пришелся, в армию не забрали, хотя всех подмели, кого только можно.
После войны
В послевоенных «органах» оказалось немало бывших партизан. И наш один - Николай С. От него я много интересных вещей узнавал, и про себя тоже.
- Почему мое начальство так тебя не любит? - спрашивал Николай.
- А не любит?
- Это точно. Во-первых, говорят, не советский человек. И второе, он не любит нас, органы.
Со вторым я спорить не стал бы: убили, замучили, подставили под пули каждого третьего жителя огромной страны, а вы их любите! Обижаются. Но вот: советский, несоветский - это надо было еще доказать. Когда был, оставался «советским», а когда перестал им быть. Во всяком случае, когда отец, вернувшись из армии в Глушу, вдруг задумал и начал строить собственный дом (не жить же вечно по закуткам в аптеке!), я удивился:
- Собственный? Так скоро же коммунизм!
Самое поразительное, что не все было шуткой, была доля вполне искреннего убеждения, ожидания: мы же победили, теперь все сумеем, сможем!
Ну что, разве не вполне советский (идиот)? Дом отца, нами достроенный, стоит, можете убедиться, в Глуше. Ну, а коммунизм на одной шестой. Тут была явная недоработка и самих органов. Решительнее с нами следовало, круче поступать. Чтобы никаких оттепелей, никаких перестроек. Народ наш по-доброму не понимает, тут же наглеет. Вот и мы - в раннехрущевские времена. Нас старались покликать на помощь, чтобы вместе «улучшать социализм», в одной упряжке с органами, а мы хотя и мечтали об улучшенном, но чтобы без органов, без таких, во всяком случае, а если с ними, то без нас.
Мы тогда часто собирались в гостеприимном финском домике на окраине Минска - у Художника. Посидеть за столом, пошуметь, в громких спорах разгрызть все вопросы, вдруг и разом открывшиеся нам. Считалось, что «чужих» в нашей компании нет (да и надоело оглядываться), поэтому говорили обо всем открыто. А тем более мы были заодно с Хрущевым - кого же бояться? Однажды собрались, спрашиваем: «А Поэт где?» Нет Поэта. И вдруг появляется: вид человека - немного ошарашенного, но довольного: «Хлопцы, где я бы-ыл!» Его, оказывается, «вызывали». Дал подписку о неразглашении. Подробно стал рассказывать, что обещал не разглашать, а в заключение посоветовал: приготовьтесь, каждый должен иметь «версию», чтобы не застали, как его, врасплох.
Я дождался своей очереди даже с любопытством. Ведь мы были очень самоуверенны: недавние партизаны, фронтовики - нас голыми руками не возьмешь! Словно и не помнили, что у многих других заслуги куда как громкие, а загремели так, что и следа не осталось.