Но ведь был все-таки уже XX съезд!
И вот наступил мой черед. Какая-то шустренькая физиономия заглянула в дверь академического Института литературы, вежливо прозвучала моя фамилия - просят в коридор. Не успел выйти - в лицо мне книжечку. А, очень приятно! Молодой человек даже как-то обиделся, что никакого впечатления. Сообщил: вас приглашают в дом по проспекту Сталина, номер такой-то, очень просим, для разговора. Зайти следует со стороны Комсомольской, там есть столовая, общая, городская - через нее и пройти. Все предусмотрено: чтобы незаметно, не подводить своих людей.
Все так и было: обеденная толчея, какая-то дверь - эта, кажется? Ну, а дальше - коридоры известного в Минске здания, которое в разрушенном городе было возведено (немцы строили, военнопленные) в числе первых после войны, если вообще не первое.
Про эти бесконечные коридоры мне потом рассказал Николай С., тот самый сопартизан, забавную историю, во всяком случае как забавную,
хотя, думаю, ему было не до смеха, когда за ним мчался на коротких ножках министр внутренних дел Цанава, минский Берия, с воплем:
«Стой! Кто такие? Стой, говорю!»
Шли молодые два лейтенанта по коридору своей организации и вдруг видят - Цанава навстречу. Рефлекс сработал: не попадаться на глаза, неизвестно, что ему тюкнет в голову. Развернулись и бросились бежать, да - круто вниз по лестнице, в туалеты, один в мужской, второй - в женский. Долго разносился истошный крик разъяренного Цанавы...
* * *
В названной комнате меня поджидали. Лицо востроглазого капитана вроде бы знакомое, где-то видел, но как бы боковым зрением. Прямо -не попадался. Через пять минут я понял: знает про писателей все. Про живых, про мертвых, про реабилитированных и еще не реабилитированных. В этом деле и предлагает мне поучаствовать - в благородном деле реабилитации белорусских писателей. А работа трудоемкая: из ста двенадцати - сотню, что ли, угробили. Досадные все ошибки. Без вашей (нашей) помощи не обойтись.
Понятно, все понятно. Да только лучше: вы сами по себе, а мы сами по себе. Вот у меня в журнале «Полымя» серия статей именно о таких писателях, репрессированных, о многих. Пожалуйста, используйте.
Так-то оно так. Но нам бы (им) хотелось. Глаза охотника или птицелова: зоркие, азартные. Коготок, только коготок твой им нужен!
А вот коготок мне всегда дороже. Поэтому никакие взывания к патриотизму, участию в благородном деле не доходят, не действуют.
Тем более что в запасе у меня «версия». Приготовился использовать ее в самый критический момент. А момент такой все не наступает. Разговаривают со мной уважительно, мы как бы вместе охотимся.