- Вы что же, такой мелочи не можете сделать для государства, которое вас выучило, воспитало? Притом благородное дело - помочь в реабилитации.
Ну что тут скажешь ему? Возразить действительно нечего. Владимиру Александровичу Крючкову я в лицо говорил про сорок миллионов, ими загубленных. Но это уже 1990 год, а то был еще 1957-й.
Чин начинал злиться:
- Вы думаете, мы не знаем, о чем вы там говорите по улице Восточной? Финский домик Художника стоял на улице Восточной.
- Так вы в качестве подозреваемого позвали меня?
Шары, столкнувшись, тотчас разбежались. Чин даже заулыбался. Но предупреждение было сделано. Пора вытаскивать «версию». Или еще не пора?
Я увидел, как забеспокоился капитан у порога. Да он совсем не хочет, чтобы чин меня расколол и показал бы, что капитан работать не умеет, не знает, как с такими надо действовать. Конечно же, чин заглянул сюда на минутку, чтобы показать, как это делается.
А уже час, если не больше, прошел. Это же надо - столько я человека держу.
Нагло посочувствовал: мол, и еще час, и еще пройдет - ничего, кроме журнальных статей, предложить не смогу.
- Хорошо. Вот этот, как его, писатель. Головач (вопросительный взгляд в сторону капитана), сейчас его дело по реабилитации на столе.
- Я и про него написал. В журнале «Полымя» (такой-то номер).
- Хорошо. То же самое напишите для нас.
Я увидел, как напрягся капитан.
- Я пришлю журнал.
- Журнал мы и сами можем. Что, вы так не уважаете нашу деятельность?
- Деятельность как деятельность.
- Значит, напишите? То же, что в журнале.
- Нет.
- Почему?
По лицу капитана увидел: я почти в ловушке, позволил себя подтащить к самой дверце.
- Почему не можете такого пустяка? Для своего государства? - напирал чин.
- Не могу - и все.
- Ага, вот как значит! - тут увидел я кулаки на столе. Большие. Помолчали. Вдруг заулыбался чин, это было так неожиданно:
- Ага, понятно. Вы думаете, что из вас хотят сделать сексота. Ошибаетесь, добра этого у нас хватает. Поймите же, ваш брат писатель
- люди очень беззаботные. Если их не поостеречь, в такое лезут. Потом сами не рады. Мы теперь заняты профилактикой, исключительно профилактикой. Но для этого должны понимать, что происходит в писательской среде. Чтобы потом не заниматься реабилитациями.
Нужны квалифицированные люди, которые могли бы нас просвещать. Понимаете? Не доносить, а просвещать. Именно, чтобы не прибегать к помощи всяких тайных сотрудников.
- Действительно, - согласился его собеседник (я), - нехорошо получается. Сидят на партсобраниях рядышком. Тот, кто «сидел» лет двадцать пять, и тот, кто его посадил.