1244
Стук подков о мерзлую землю отдалился, затих, затерялся вдали... Затаившийся беглец медленно, словно боясь выдать себя хрустом позвонков, приподнял голову. Сердце его билось с такой силой, что ему казалось, будто это бьется не его сердце во вжавшемся в почву теле, а сердце подземного мира — там, в его таинственных глубинах. Колотится с оглушительным грохотом, гулом отдаваясь в ушах, перекрывая вой зимнего ветра.
Когда в лунном свете на мгновение блеснули солдатские шлемы, он бросился в колючие заросли, и теперь по его лицу текли струйки крови от шипов, но он ничего не чувствовал, все перестало существовать, кроме этого нечеловеческого шума, этого беспрестанного биения, которое душило его, не давало вздохнуть...
Он поочередно разжал окоченевшие руки, вцепившиеся в торчащие из земли корни, и, упираясь в землю, поднялся, распрямился. Нет, он не боялся, что его увидят, — здесь, на опушке огромного леса, начинавшегося от самого края диких ланд, где не было ничего, кроме скал и зарослей вереска. Длинные быстрые ноги не оставили ни единого следа на промерзшей земле, попробуй, найди его теперь. А в лесу, среди деревьев и кустов, так легко затеряться. Конечно, здесь водятся волки, они хозяева в здешних лесах, только ведь за спиной у него остались владения людей, и опасность там была не меньшей, так что выбор было сделать легко...
Стараясь унять бешено колотящееся сердце, он сделал глубокий вдох. Ему стало легче от морозного воздуха, хоть его и дрожь пробрала, когда он внезапно сообразил, что на нем ничего нет, кроме рубахи и шоссов[1]. Несясь со всех ног, он об этом не думал, не чувствовал холода. Разве кто-то задумывается, во что он одет или о том, какая на дворе стоит погода, когда смерть наступает ему на пятки? Конечно, положение у него сейчас незавидное, но все-таки он жив... Он жив! Все еще жив, хотя к этому часу давно должен был стать бездыханным телом, лишиться зрения и голоса, не чувствовать боли и не испытывать никаких потребностей. Стать куском мертвой плоти, болтающейся на конце пеньковой веревки и ожидающей погребения. Но нет, вместо этого по его жилам бежит живая кровь, и черная земля не засыпала, не придавила своей тяжестью его закрытые глаза... Конечно, это может быть всего лишь отсрочкой, и все же — сейчас он жив, и как это прекрасно! Теперь бы еще суметь живым и остаться.
Первая и самая насущная потребность — поесть, но не так-то просто парню раздобыть еду на голой зимней земле. Последний кусочек хлеба был съеден вчера, а сегодня утром люди бальи