— Пора, — произнесла она, отступая от князя и снова опираясь на клюку. — Надо идти. Сильна зараза, если даже через блокировки проходит. И как такого через границу пропустили.
Я пожала плечами, не зная, что сказать, да мой ответ и не требовался.
— Всё будет хорошо, пап, — произнесла тихо, импульсивно подскочила к нему, целуя в лоб и тут же отшатнулась, разворачиваясь и спеша прочь из комнаты.
Сбежала по лестнице, ничего не видя перед собой, и застыла на последней ступеньке, тяжело дыша от душивших слёз.
— Меня-то подожди, — произнесла целительница, медленно спускаясь следом. — Понастроили всякого, старушке не пройти.
Надо было помочь ей, но я не могла даже с места двинуться, так больно и тяжело на душе. Пусть лучше так, пара минут тишины и покоя мне не помешают.
И хорошо, что папа не пошёл следом. Хорошо, что отпустил.
Громко стучала палка о ступени, нарушая тишину. Минута, вторая и целительница почти закончила спуск.
— Держи, — произнесла Нэнна, поравнявшись со мной и протягивая тёмно-синий плащ-накидку, который был такого же цвета, что и платье послушниц. — Дождик опять начался, промокнешь. Да и не стоит рассказывать о тебе раньше времени. Уж больно твои волосы приметные.
Я кивнула, принимая плащ и надевая его. Просунула руки в рукава, застегнула застёжку. Накинула капюшон на голову.
Дождь действительно снова пошёл.
Мы шли по влажным, блестящим от луж дорожкам. Я и целительница, что тяжело опиралась на меня.
— Играет, — вдруг вздохнула женщина неожиданно. — Играет с нами богиня.
— Никто не знает свою судьбу, — отозвалась я тихо, слишком занятая собственными мыслями, чтобы как-то иначе реагировать на её слова.
Ещё немного и правда выплывет наружу.
— Я помню, как обрадовалась, когда после посвящения меня сюда направили. Я ведь сильная была… а сильных и выносливых всегда в Ардан отправляли… Другие там не выживали. Нам запрещалось видеть тех девушек, что через год возвращались с севера, но что значат запреты для молоденьких, любопытных девчонок… Мы знали… видели, — она тяжело вздохнула. — Слышали их крики по ночам. В первые месяцы их было особо много. Прикосновение к проклятому холоду не проходит бесследно.
— Знаю, нам тоже не разрешают, — вздохнула я, поправляя капюшон и сильнее надвигая на лицо.
— Ничего не поменялось. Только девок сильных почти не осталось. Эти вон едва дышат. Лишь одна кое-как держится… Иссякают силы сопротивления… зима всё ближе подходит к вечному лету.
— Таков наш долг, — отозвалась я тихо, потому что сказать больше нечего.
Я вообще не понимала для чего весь этот разговор. Мне и так страшно, а она ещё больше жути нагоняла.